Владимир Марченко: Три горсти земли

Оболдуеву неймется, в газеты строчит заметки, что дома из тыквы полезны для здоровья и не гниют долго. Не знает он, что тыква на полях одичала, стала мелкой. Пока нового ампиратора искали, в поле никто не выходил, не пропалывал. Огурцы совсем измельчали. Раньше одна семья могла огурец весь месяц варить-парить, а теперь в ведро три десятка входит. Саранчу пасти начали. А которая стала молоко давать и сметану, стали коровами прозывать. Вот, что значит народные советы. А вы говорите, что ветер влияет на долготу дня.

Один маленький начальник, видя промахи больших руководителей, просто зеленел от негодования. «Вот если бы я решал эти задачи, то уж никогда не стал бы так над свои родным народом делать подобные эксперименты».- говорил он с трибуны, критикуя безбоязненно всех и вся. Любил выступать и критику наводить. Кто-то восторгался, кто-то нервничал, а начальники говорили друг другу, что, несомненно, у него там наверху рука лохмата имеется, значит, надо его подвысить. Подвысили. Стал он средним начальником. Назовем его Ларионом. На каждом собрании он анализы работы делает, пушит нерадивых в хвост и в гриву. Критикует, не взирая на лица. Грамотный. Цифрами так и сыплет, как из рога изобилия. Ну, память! Ну, анализ!

Советуются друг с другом начальники, говорят, что не сносить им голов за головотяпство. Вскрыл наши все промахи и просчеты. За это по шапке дадут. Шапки у них, у начальников норковые- это как спецодежда у доярки. Одного понизили маленького бюрократа, а на его место Лариона поставили. Потеснились, так сказать на своей лавочке, местечко тепленькое насиженное предоставили. Ларион важен, неприступен, как крепость Измаил. Раньше с папкой ходил, а теперь с чемоданчиковым компьютером на авто разъезжает по объектам. Везде находит недочеты и вскрывает язвы нерадивости. Докладывает, дескать, надо искоренять, о народе заботу проявлять, не царско время. Надо строить социализм с человеческим лицом Переехал Ларион из райцентра в город. Подарков не берет, спиртное презирает, ничего не просит и не хочет ни с кем сближаться.

Притихли городские начальники. Спрашивают у сельских- насчет новичка, есть ли у него поддержка на высоком уровне. Отвечают туманно и путано. Смекнули «пыжиковые»,что новичка голыми руками не взять, решили его как бы повысить, а по простому выслать в глубинку, но на самый ответственный пост.

Закручинился наш герой, запечалился. Одно дело критиковать, а другое- самому извилинками шевелить, соображать, где цемент выпросить, откуда шифер получить, как с народом заигрывать, чтобы вроде как любили, но и побаивались. И взялись проверками донимать. А кормов мало запасено к зиме. Надои низкие, а школы не готовы к учебному процессу. Сверху никто не помогает стройматериалы выбивать. Самому приходится вертеться. Вон чо, поняли начальники и дали Лариону прозвище- Лектор. Сам всех просвещал, учил, критиковал, а оказался и не рыба и не мясо. Прежних сотрудников разогнал, новых набрал. Новые сидят в креслах, умные лица делают, телефоны крутят. Говорят, что входят в курс делов. Входить можно сколько угодно лет, а урожайность и надои надо сегодня.

Отправили Лектора библиотекой сельской руководить. Как только ему удавалось на трибунку вскочить, так и принимался критиковать всех подряд. Анализировал, сопоставлял, но его уже не принимали всерьёз. В народе получил второе прозвище, более меткое- Критиканец.

Били все. Без жалости, ногами, головой- били каждый день. Толкались, набрасываясь по несколько человек. Лишь один стоял в стороне и усмехался. Надо что-то делать, подумал он, забьют. Решился на отчаянный шаг. Подскочил, как можно выше, и полетел.

– Ты куда?!- закричал тот, который его никогда не дубасил.- Не положено…

– Ну, вас всех,- крикнул он сверху и добавил словечко, которое постоянно говорил один из сидевших на скамейке. «Слова доброго никогда не скажут. Одно знают: аут, аут! Я же не виноват» С первых дней всё и началось. Он, было, решил, что в него начали душу вдувать. Надули. До звона… А потом ногой. Об стену все телом. А казались такими ласковыми. Ничего в вас человеческого и нет…

– Далеко собрался? – раздался насмешливый голос снизу.

– Знал бы – сказал.

– Чего даром летишь? Меня возьми на себя.

– Только не пачкайся и не дерись.

– Доставалось тебе, дружок. Каждый день. В чем виноват?

– Кого бы я обидел? Чем?

– Вернешься, опять начнут бутсить. Никуда не денешься.