Владимир Марченко - М. Ж.

Лаптеф жил в деревне, хотя и на третьем этаже, потому что четвёртого не было. Жил он и жил с детьми и своей женой, много лет прожил, и всё это время где-то работал. Работал, как мог, а иначе не умел. Если бы умел иначе, то и жил как-то по-другому, а не на третьем этаже в двухкомнатной квартирке, а где-то там, где люди жить умеют на всю жизненную катушку.

Этот Лаптеф, как и другие, читал разные газеты, слушал радио и таращился в экран телевизора чёрно-белого состояния. Везде писали, говорили и показывали одно и тоже. Делать ему больше нечего было вот он читал и таращился. А ведь мог взять землю, как пишут, стать хозяином, а по-теперешнему – фермером. Но не брал. Потому что никто не давал эту землю, но возможно соображал, что лошадей нет в продаже, а трактор укра… купить не за что. Делать трактора и сеялки у себя на балконе не умел категорически и не брался, считая, что не имеет права конкурировать с заводами. Может быть, думал, что фермеры не могут обретаться на вторых и третьих этажах, но даже и на первых этажах им жить как-то несподручно.

Гласность у нас в деревне полюбили сразу и бесповоротно. Лаптеф очень интересовался выкрутасами природы. Смотрит часами про цунами, про смерчи, землетрясения. Как увидит какую-нибудь катастрофу, так аж на диване подсигнет к потолку. Не от радости, от остроты ощущений. В деревне ничего такого не происходило почему-то – скука и работа. Поговаривали, что может в дальнейшем остаться одна скука. Но разве кто этому может поверить. Проблемы, конечно, были, но как без них жить? Процесс невозможный. Случалось, что продавали хлеб, как кирпич, то кирпич выпускали, как хлеб. Выпекают хлеб чудесный, а вот на полках в магазинах он становится другим несколько, приобретает странную твёрдость. Никто об этих аномальных явлениях в научном мире ничего не может внятно сказать. Часто случается у нас и другое странное явление. Есть в магазине сахар, есть у тебя распорядительный документ на выдачу килограмма сахара за твои деньги, но как ни подавай талон продавцу, каким либо боком поворачивай, сахару не дадут, не давая объяснений. Это любознательному Лаптефу непонятно. Ему кажется, что эта загадка похлеще заморского треугольника. Но опять же, как, ни толкай талон в стакан с чаем, он от этого не становится слаще.

Лаптеф решил стать научным работником и разобраться с проблемой аномальной продажи сахара. Взял блокнот и ручку, пришел в магазин и стал интересоваться, показывая талон, календарь. Талон не просроченный, календарь не старый. Сахар вот он в мешках упакован. Дайте. Не дают. Бермудский треугольник получается в деревенском содержании. Как пить чай, держа сахар в уме? Лаптеф может пить чай без сахара, а вот детям, как пишут, нужно давать его, чтобы правильно развивались. Может быть, не нужен сахар, – подумал Лаптеф, – как и обувь, как и одежда, а про шампанское и говорить не стоит. Сплошная вредность и урон здоровью. На него и талонов не дают. Чтобы сохранить гражданам жизнь и нервы.

У Лаптефа осталась застойная привычка – на Новый год выпить-таки бокал этого напитка. Про именины тёщи и жены – говорить нечего. Законные праздники, как аванс и получка. Водку Лаптеф не любит выпивать по причине аллергии внутренних органов, но после бани только квас употребляет, а вот в конце декабря у него начинается вечный зов. Организму – дай. Не понимает он ничего, не принимает никаких отговорок. Даже сухого вина не может себе позволить по причине суровой гласности, которая сообщает, что борьба с пьянством – святое дело каждого и каждой гражданки. А, борясь с зелёным змием, решили и виноградники пустить на дрова.

Понимает всё Лаптеф правильно, но организму перед первым января вынь и налей. Чтобы не очень себя расстраивать, не вводить организм в искушение, решил под Новый год не включать телевизор, чтобы не видеть аномальные явления. Полагать надо, что и в столице нет талонов на шампанское, а будут наливать в бокалы и фужеры газированную воду.

– У меня в магазине много чего разного, пользующегося отменным спросом у людей, которых мы в своём кругу называем – покупателями. Есть консервы. Это вот крупы – перловая, ячневая, кукурузная. Что-то стали из них какие-то мушки вылетать. Но сметана продукт особенный – особый и удивительный. Мёд тоже удивительный, да с ним возни больше, а завозят редко.

– Что вы ворчите всё время? Не нравится, так и не берите, а не устраивайте мне тут митинг несанкционированный. Топайте в другую точку. Никто вас тут не станет привязывать.