Валерий Смирнов - Одесский язык

Ротом отвечаю , только на днях и не раньше узнал: оказывается, отлив по-русски будет типа «кухонная раковина». Я даже раз на тысячу лет не имел счастья услышать в Одессе словосочетания «кухонная раковина» или «школьный альбом», который именуется у нас исключительно виньеткой . Зато много раз собственноручно читал и слышал « Чкаловские (чикаловские) курсы », которые, как выяснил год назад, в русском языке имеют длинное и нудное название «Государственные курсы по изучению иностранных языков». Пусть даже мне эти курсы сто лет снились . Много раз слышал в Городе палка чая и стакан чай , но ни разу «чашка чаю». И « почем фрукта ?» или «что хочет ваша фрукта?» (какова цена фруктов?) одесситы говорят не случайно, ибо слово «фрукт» означает в нашем с понтом несуществующем языке «нехороший человек».

Как и другие одесситы, с раньшего времени я покупал только куяльник и дюшес , а не «минеральную воду» и «ситро». С голоштанного детства даже в зусман вылетал расхристанным через парадное с фонарем на двор, где соседи трусили ковры и сохнули белье, а ихние кинды и мои, блин , сверстники катали в маялку , пожара , жмурки и, чуть что , хипишились : « Шухер !». И нивроку сдобным дитём чимчиковал я сквозь дворчерез арку исключительно в хлебный , а не за сальве или биомицином . Кроме шуток , по сию пору покупаю исключительно булку хлеба , хотя мамочки мне давно не гундят тихим шепотом : « Шкет, шевели бикицер своими булками! ». Даже в том случае, если пресловутая булка представляет из себя не таки франзолю , а халу, семитати или темный хлеб. Когда я уже гасал при своей тачке с личманом на горле , покупал у хозяев на привозах не только качалку , но и шею на шашлык , не подозревая до сорока с большим гаком лет, что в русском языке эта самая « шея » именуется «свиным ошейком», а « шашлык » – равно, как и « мангал » – перекочевавшее из одесского языка в русский язык слово, первоначально означавшее у нас «вертел».

Три года назад я впервые услышал от одного приезжего слово «креветки», которых одесситы иначе, чем рачками ни разу не имели . Недавно мое наказание ,с которым я давно перестал панькаться и воевать , стало швицать новой зажигалкой. «А ну, сверкни », – предложил я и тут же вспомнил, что сказанное автоматом «сверкни» также не попало в тот самый словарь. Пока я вертел в руках зажигалку не русский лес , мой, уже кончивший на юриста , вундеркиндер таки не с Привоза замутил со стола портсигар . Так что впоследствии пришлось скомандовать своему амбалу : «Сигары – на родину !». И тут же в очередной раз вспомнил, что вот это самое одесское выражение «На родину!», то есть, «верни немедленно», также позабыл вставить в «Таки да большой полутолковый словарь» аж в четырех томах, хорошо хоть о его синониме « Цаца, цаца – и в карман! » помнил. Скажу, как маме : все эти слова и выражения родного языка так вошли в кровь одесситов, что мы произносим их автоматически.

Ну, а если одесский язык таки да фикция, как пропагандирует фармазон Филевский, то пусть он войдет в Интернет и прочитает жменю разнокалиберных сообщений по поводу японского профессора-филолога Сусуму Эмура, который будет финансировать двухтомный словарь одесского языка, над чьим созданием усиленно потеют его одесские коллеги. Я же в свою очередь готов доказать большому доктору Филевскому, что таки да знаю где живу. Месье Филевский, мажем на лимон зелени: профессор Сусуму скорее исполнит на себе харакири, чем дождется от одесских ученых того двухтомного словаря? А если месье Филевский захочет через суд покачать права за то, что я назвал его фармазоном, так ведь одесского языка с его точки зрения не существует.

К тому же слово «фармазон» может означать как «проходимец»; «жулик» (одесское, кстати, слово, первоначально было синонимом современного русскоязычного «бомжа»), так и «революционер»; «вольнодумец». Ибо «фармазон» – одессифицированное французское слово «франкмасон». А что такое? Я имел в виду только то, что вольнодумец Филевский высказал истинно революционные мысли по поводу моего родного языка. Благодаря этой самой с его точки зрения фикции могу и миль пардон по-одесски устроить: «Господин Филевский – не фармазон?! Я извиняюсь!». Потому что, если одесского языка нет, то «Я извиняюсь!» и «Я дико извиняюсь» – совсем не две большие разницы, а синонимы. Не говоря уже о том, что нужные интонации не передаст никакая бумага. Да при такой постановке дела я не то, что в суд, на люди готов пойти. Так что месье Филевский имеет спокойно дышать носом и не устраивать себе вырванные годы из еле оставшихся дней. А заодно – подумать, почему даже процветающие в Москве или Нью-Йорке одесситы с грустью на лице говорят и пишут: «Я родился и умер в Одессе».