Михаил Серегин - Упал, отжался!

Валетова обычно оставляли возле машины – следить за насосом и шлангом. Тоже, между прочим, ответственная работа, но там хотя бы иногда можно было дышать без противогаза. Впрочем, в тех случаях, когда яма была рассчитана на небольшой коллектив, Простакову с его широкими плечами в ней делать было нечего, да и Резинкину приходилось не слишком неудобно. Тогда Валетова обвязывали прочной, но за несколько погружений совершенно потерявшей изначальный цвет веревкой и отправляли на трудовой подвиг.

Никогда не пробовали тяжело работать несколько часов подряд, не снимая резинового костюма? Если нет, то лучше и не начинайте, мой вам добрый совет. Даже не в таких экстремальных условиях. Единственное допустимое занятие в этом образце армейского снаряжения – это стоять по пояс в воде... Чистой, в меру прохладной озерной или речной воде, с удочкой в руках. Стоишь себе на зорьке, глядишь на поплавок, течение осторожно толкается в сапоги – снаружи, конечно же... Благодать!

А вот работать больше часа – ни-ни, и не вздумайте! Осенью или там весной, может быть, еще и ничего, а летом... О, летом в сапогах тоже начинает журчать и хлюпать. И не смейтесь: к тому, что приходилось откачивать нашим арестантам, эта жидкость имеет очень косвенное отношение. Это всего лишь трудовой пот – горячий, липкий, вонючий. Очень вонючий. Если вы за день не привыкли к более крепким запахам.

Впрочем, человек привыкает ко всему. В том числе принюхивается. Когда вечером трудного дня к огромной яме подъехал второй АРС и товарищи по взводу под руководством лейтенанта Мудрецкого принялись отмывать бойцов сортирного фронта – не снимая химзащиты, только не снимая химзащиты! – то и после второго захода люди без средств защиты старались держаться подальше. А сами штрафники – ничего, пережили. Сняли противогазы, сняли защитные костюмы, вылили из сапог все, что там хлюпало.

На гауптвахте караул позеленел и шарахнулся. Вообще-то, если бы у арестантов оставались силы и желание, они могли бы спокойно уйти с «губы»... правда, их сразу же выследили бы, и даже без помощи собак. Слабого и несовершенного человеческого обоняния вполне хватило бы, чтобы найти даже достаточно давний след этой троицы. Но не было ни сил, ни желаний, кроме одного – доползти до койки.

– Ну что, мужики, будем генерала мочить? – мрачно спросил Простаков, выжимая и развешивая для просушки камуфлю. Веревки не потребовалось, достаточно было приложить к стене и подержать пару секунд. С потолка звучно шмякнулся первый таракан, за ним последовали еще трое. Остальные спешно пытались добежать до щелей и оставить навеки эту камеру, так неожиданно превратившуюся в газовую. Удалось не всем. Четыре комара с обреченным воем вошли в штопор и брызнули крошечными кляксами. Только привычные ко всему, выросшие на химикатах и невесть сколько раз мутировавшие шиханские мухи жужжали весело и заинтересованно.

– В сортире, что ли? – вяло поинтересовался Резинкин. – В каком именно, ты присмотрел?

– Нет, хватит сортиров, хватит сортиров! – Валетов коварно подкрался к двери и прилепил носок около смотрового «глазка».

Заорал во все горло:

– На сегодня хватит сортиров!!!

В коридоре затопотали торопливые шаги, потом скрипнула заслонка-волчок на «глазке». Почти сразу же послышался судорожный вздох, сменившийся тихим булькающим стоном. Через секунду на пол мягко рухнуло тело и звонко бряцнул металлом упавший автомат.

– Зря ты так, Валет, – покачал головой Простаков. – Все-таки свой брат солдат... Может, и нам придется здесь же караулить. Был бы там этот Лычко – это дело другое. Так что, будем мы его мочить или как?

– Или как, – мрачно отозвался Резинкин. – Сам знаешь.

– Знаю, – вздохнул Леха и улегся прямо на полу. – А что, и помечтать перед сном нельзя?

К полудню следующего дня почти все дерьмо секретного объекта переправилось из многих маленьких, не очень маленьких и совсем не маленьких ям в одну более чем солидную. Оставалось только аккуратно скрыть все следы напряженной ассенизаторской деятельности и отмыть цистерну АРСа до такой степени, чтобы ее можно было использовать даже для перевозки питьевой воды. Последняя задача, конечно, была трудной, но вполне выполнимой и для химиков в общем-то обычной. Тем более что уж где-где, а в Шиханах явно не было недостатка в различных моющих, дезинфицирующих и прочих нужных в этом нелегком деле средствах. Даже избыток имелся.

Наши дезрастворы, дорогой читатель, способны растворить все – не только дерьмо, но и резину. Если потребуется. И если их плеснуть побольше и замешать погуще. Нашими дезрастворами – точнее, их составляющими – народные армейские умельцы пластмассу клеят. А не так давно приспособились... ну, не будем об этом, а то не только раскрытие военной тайны получится, но и пропаганда нездорового образа жизни. Хотя, согласитесь, какое здоровье может быть у тех, кто с такой химией работает? Правильно, или никакое, или золотое. Но ни в коем случае не железное – железяку тут же ржавчина съест, а это сильно уменьшит боеспособность войск и подорвет оборонную мощь страны. Поэтому людям с железным здоровьем место где-нибудь в десанте или среди танкистов, но никак не в прорезиненных химических рядах.