Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое

Каким образом «Метрополь» попал на Запад, я до сих пор не знаю и не имею на этот счет ни одной версии... Говорили, что это постарался КГБ, чтобы инспирировать скандал и подзавернуть гайки. Говорили, что это дело рук инициативной группы альманаха, чтобы заработать себе политические очки на Западе... Всякое говорили. Но факт оставался фактом: «Метрополь» попал за границу, и началась травля... Участников по одному вызывал к себе руководитель Московского отделения Союза писателей Феликс Кузнецов и обрабатывал, призывая к покаянию и отречению. Никто не покаялся и никто не отрекся. Я по своей всегдашней наивности дал-таки маленькую слабину... Кузнецов сказал, что без моего ведома никто не имеет права публиковать мои произведения ни в СССР, ни на Западе (вот какие мы демократы!), и попросил меня написать бумажку, что я против публикации моих произведений без моего ведома. Честно говоря, я думал, что все написали такие бумажки. В этот же день мне объяснили, что Феликс просто меня на...бал и теперь будет козырять моим заявлением... К тому времени уже исключили из союза двух замечательных писателей – Витю Ерофеева и Женю Попова, принятых в союз за семь месяцев до того. Причина была ясна: оба – участники «Метрополя». Мы все подписали письмо протеста против этого решения и развязанной в отношении нас травли. Увидев среди подписей и мою, Кузнецов пришел в ярость, поняв, что я остался по ту сторону баррикад. А ведь было время, когда Феликс считался очень прогрессивным и демократически настроенным литературным критиком... На крайние меры пошли двое из нас: Инна Лиснянская и Семен Липкин. Они добровольно, в знак протеста, вышли из Союза писателей. Лидеры альманаха на это не пошли и мне не посоветовали...

А события развивались по нарастающей. Все договоры, заключенные нами с разными издательствами и журналами, были расторгнуты, рукописи возвращены. На телевидение меня не подпускали на пушечный выстрел. Более того, снимали с эфира актеров, исполнявших мои произведения. Вернули рассказ даже из моего отчего журнала «Юность». Но обид у меня ни на кого не было. Я понимал, что по-другому они поступить не могли. Им было строго предписано.

В это время мне хотелось куда-нибудь уехать, переждать... Но куда?

К счастью, страна наша велика и непредсказуема. Однажды в разгар шабаша (это был февраль 1978-го) мне позвонил мой друг (в то время симферопольский поэт) Саша Ткаченко и сказал, что, едучи в поезде, познакомился с начальником Симферопольского военно-политического училища... Генерал проявил большие познания в литературе, обмолвился, что очень любит мое творчество. Когда Саша сказал, что мы с ним друзья, генерал попросил уговорить меня приехать в Симферополь для участия в торжествах училища по поводу Дня Советской Армии. С этим предложением Саша и позвонил мне в Москву.

– Саня, ты что, опупел?! – удивился я. – Сейчас, в разгар «метропольщины», я должен ехать выступать в военно-политическом (!) училище? Ты соображаешь, что говоришь?

– Аркадий, – ответил он, – в Симферополе об этом никто не знает. Не докатилось еще. Приезжай. Генерал очень просил. Он отличный мужик...

В голове моей забегали чертики: а ведь забавно! Опальный писатель едет выступать – и куда? На передний край идеологической обработки – в Военно-политическое училище! Будет что вспомнить!..

В Симферополе меня встречал генерал со свитой. Оркестра, правда, не было. В машине он сказал мне, что программа моего участия в празднике состоит из двух частей. 23 февраля на плацу во время торжественного построения я должен быть на трибуне и короткой речью поздравить училище с Днем Советской Армии. Затем генерал зачитает указ о присвоении очередных воинских званий преподавателям училища, а я (!) вручу им погоны: майорские, подполковничьи и полковничьи... Я стал упираться, но генерал был неумолим – он сказал, что для офицеров этот день станет незабываемым.

– Я вас очень прошу, – добавил он. – Для нас это важно. Тем более что будет присутствовать руководство Крымского обкома партии (!)...

Тут я понял, что может произойти приличный конфуз... Ну ладно, генерал не в курсе скандала, но уж секретарь обкома по идеологии точно осведомлен... Но я решил: будь что будет!

В 12 часов дня 23 февраля меня пригласили на трибуну и представили руководителям обкома. Они здоровались со мной с протокольной вежливостью, секретарь по идеологии даже улыбнулся, и я понял, что ни о каком «Метрополе» они не подозревают. Тогда я и убедился, что советская идеологическая машина работает не столь уж исправно...