Роальд Даль: Мой дядюшка Освальд

— У нас осталась Америка, — возразил я.

— Там совсем немного великих.

— Да, но все равно их надо обработать. Мы закажем шикарные каюты на «Мавритании».

— Но сначала я хочу в отпуск, — упрямилась Ясмин. — Ты мне обещал. Я никуда не поеду, пока как следует не отдохну.

— Долго ты собираешься отдыхать?

— Месяц.

Сойдя на берег с датского парохода в Харвиче, мы поехали прямо в Кембридж и теперь сидели в гостиной «Сумрачного скитальца». Потирая руки, вошел Уорсли.

— Поздравляю, — воскликнул он. — Вы отлично поработали с королями.

— Ясмин просится в отпуск на месяц, — сообщил я. — Но лично я думаю, что нам лучше не останавливаться и сначала покончить с Америкой.

А. Р. Уорсли, пыхтя своей омерзительной трубкой, посмотрел на Ясмин сквозь клубы дыма и сказал:

— Я согласен с Корнелиусом. Покончим с делами, а потом отдыхайте сколько угодно.

— Нет, — отрезала Ясмин.

— Почему нет? — спросил Уорсли.

— Потому что не хочу, вот и все.

— Ну что ж, в конце концов, это ваше дело, — пожал плечами Уорсли.

— Вот именно, — подтвердила Ясмин.

— Разве ты плохо проводишь время? — удивился я.

— Мне все это начинает надоедать, — заявила она. — Поначалу я искренне веселилась, наши действия казались мне потрясающим розыгрышем. Но сейчас я вдруг поняла, что с меня достаточно.

— Не говори так.

— Я уже сказала.

— Черт.

— Похоже, вы оба забываете, что каждый раз, когда вам требуется сперма этих проклятых гениев, именно я иду к ним и вступаю в схватку. Именно я получаю по шее.

— Ну, положим, не по шее, — заметил я.

— Не пытайся острить, Освальд.

Она насупилась, Уорсли молчал.

— Если ты сейчас возьмешь месяц отпуска, — спросил я, — то потом поедешь со мной в Америку?

— Хорошо.

— Тебе непременно понравится Рудольф Валентино.

— Сомневаюсь, — покачала головой она. — По-моему, я наигралась.

— Не может быть! — вскричал я. — Ты скорее умрешь!

— Секс — это еще не все.

— Господи, Ясмин, ты говоришь, как Бернард Шоу!

— Я, наверное, уйду в монастырь.

— Но сначала ты поедешь в Америку?

— Я же тебе сказала, что поеду, — раздраженно бросила она.

Уорсли вынул трубку изо рта и обратился ко мне:

— Мы уже собрали замечательную коллекцию, Корнелиус, поистине замечательную. Когда начнем продавать?

— Не будем торопиться, — возразил я. — Мне кажется, сначала нужно дождаться смерти гения, и только потом пускать его сперму в продажу.

— Почему?

— После смерти великие люди представляют больше интереса, чем при жизни. После смерти они становятся легендой.

— Возможно, вы правы, — кивнул Уорсли.

— В нашем списке полно древних стариков, — продолжал рассуждать я вслух. — Большинство из них долго не протянут. Готов поспорить, что лет через пять или десять от нашего списка не останется и половины.

— А кто займется продажей, когда придет время? — спросил Уорсли.

— Я, — сказал я.

— Думаете, у вас получится?

— Послушайте, когда мне было всего семнадцать, я без особых хлопот сумел продать пилюли с жуком французскому министру иностранных дел, дюжине послов и почти всем знаменитостям Парижа. А совсем недавно я успешно продал леди Викторию Ноттингем всем коронованным особам Европы за одним исключением.

— Это моя заслуга, — возмутилась Ясмин, — а не твоя.

— Ошибаешься, моя милая, — не согласился я. — Тебя купили только благодаря письму короля Георга, а это была моя идея. Так что у меня вряд ли возникнут проблемы при продаже спермы гениев кучке богатых дамочек, не так ли?

— Вероятно, так, — пожал плечами Уорсли.

— И кстати, раз на меня ложится коммерческая сторона дела, то я имею право на большую часть прибыли.

— Эй! — воскликнула Ясмин. — Прекрати немедленно, Освальд!

— Мы договорились, что все разделим поровну, — ощетинился Уорсли.

— Успокойтесь, — улыбнулся я, — я просто пошутил.

— Очень на это надеюсь, — нахмурилась Ясмин.

— На самом деле я думаю, что больше других должен получить Артур, ведь наше предприятие основано на его изобретении, — заметил я.

— Должен признать, что вы очень великодушны, Корнелиус, — просиял Уорсли.

— Сорок процентов изобретателю, и по тридцать Ясмин и мне, — предложил я. — Ты согласна, Ясмин?

— Не уверена, — ответила она. — Я работала как ломовая лошадь и хочу свою треть.

Вот только никто из них не знал, что я уже давно решил забрать львиную долю себе. Ясмин, в сущности, много не требуется. Она любит хорошо одеться, вкусно поесть, вот, пожалуй, и все. Что же касается старины Уорсли, то на его счет у меня возникали большие сомнения — дай ему много денег, и он не будет знать, как ими распорядиться. Трубочный табак — единственная роскошь, которую он себе позволял. А вот я — совсем другое дело. Тот стиль жизни, к которому я стремился, требовал огромного состояния. Я не выносил посредственное шампанское и даже самые мелкие неудобства. Я должен иметь все самое лучшее — подчеркиваю, самое лучшее — других вариантов для меня не существует.