Ната Хаммер - ТСЖ «Золотые купола» - Московский комикс

Генерал похолодел. Внучка Машенька таскала его в заповедник каждый день — смотреть, как размножаются кролики.

— Так закрыть его к едрене фене и козлов всех ликвидировать!

— Так мы действовать, к сожалению, не можем! Про партию любителей козлов, надеюсь, слышали?

Генерал не слышал, но неосведомленность решил не показывать.

— Так вот, они же нас забрыкают! Скажут, что про бешенство специально придумали, чтобы партию их дискредитировать! А у нас в комплексе, скажу вам по секрету, есть их сторонники.

— И что же делать?

— Козлов нужно срочно вывезти за городскую черту, в спецрезервацию, на карантин. Ну и ослов на всякий случай тоже! Тихо, ночью. О чем я вас и хочу попросить.

Генерал опешил.

— Позвольте, Платон Андреич, я ведь даже не охотник.

— Да какая же тут охота, милейший Михаил Потапович, это же этапирование, так сказать, заключенных. Из колонии на спецпоселение. Ну и потом, я же не прошу вас принимать личное участие. Организуйте, так сказать, процесс.

— Но почему же я? Козлов же надо сначала захватить. У нас ведь есть на это полковник Голубь, ну этот, который в «Альфе» десять лет. У него теперь частное захватное предприятие…

— Вот-вот, вы его и организуйте. Как старший по званию.

— И в какие сроки?

— Срочнее не бывает!

Отказать Воротилкину Потапыч не мог. Нет, генерал от Воротилкина никак не зависел и ничего ему не был должен. Но, будучи человеком военным, он привык к чинопочитанию и беспрекословному подчинению государственным авторитетам. Ну и потом, дело-то общее. У Воротилкина — дети, у Воеводина — внучка, а у Голубя — ручная коза, которую он на поводке выгуливает в заповеднике среди козлов. Заразится бешенством в одну минуту — и поминай как звали. Воеводин силился вспомнить, как собственно зовут козу Голубя. Матильда? Сильвия? Эсмеральда! В честь Квазимодо, он же говорил!

Ночью Потапыч спал плохо. Кровать из карельской березы жалобно скрипела под генералом, ворочавшимся с боку на бок. Воеводин продумывал план. Чуть забрезжил рассвет, генерал с сопением натянул треники из магазина «Мир больших людей», свистнул Полкана и отправился проводить рекогносцировку. Он решил сначала сделать осмотр с дистанции — от торгового центра «Купол’ок», где ему повстречался Стасик Подлипецкий. «Этот точно сторонник партии любителей козлов, — подумал Потапыч. — Козлит и козлит, и ходит как-то вприпрыжку».

— Так что, Патапыч, памаги! Ани меня разор’ат, кл’анусь мамой, — голос Додика вернул генерала к реальности.

— Ладно, Додик, прибедняться. Пожарник тебя разорит! Ты лучше с тотализатором завязывай! Будешь жить — кум королю, сват министру.

— Ай, я и так сват министру, армянскому! — Додик незаметно для себя перешел на безакцентное произношение.

— Ну королю пока не кум? Вот, есть к чему стремиться. Иди проследи там за порядком. Мне тут звоночек один сделать надо без свидетелей.

Додик быстро удалился, прихватив с собой бармена. Генерал проводил их глазами, а потом набрал номер полковника Голубя.

— Спишь, Голуба?

— Никак нет, товарищ генерал! Занимаюсь поддержанием формы!

— Какой формы? Ты ж у нас в гражданском ходишь.

— Физической, товарищ генерал! Мышцы пресса качаю!

Генерал стряхнул со своего выдающегося живота крошки от булки.

— Кончай качать, дуй ко мне. Я тут у Додика дислоцируюсь. Дело есть, срочное. Перетереть надо! Только соблюдай конспирацию! Зайдешь, сделай вид, что увидеть меня не ожидал, случайная, так сказать, встреча!

— Ясно, есть!

Иван Голубь с лязгом отпустил вес на тренажере, взял полотенце и поспешил в душ. На лице отразилась досада: Потапыч прервал его утреннее соитие — пламенная любовь к тренажерам согревала одинокое существование. Но Потапыч просто так в такую рань не позвонил бы. Значит, дело серьезное. «Наша служба и опасна, и трудна.» — напевал Голубь в душе, намыливая шею жесткой мочалкой, приводя себя в состояние боевой готовности.

Голубь был Иваном, не помнящим родства, то есть безотцовщиной. Образ жизни матери его Марии был далек от богоматерных канонов, а больше напоминал путь шалавы Марии-Магдалины. Отец у него, конечно, был, только нагулявшая дитя Машка не могла определить, кто из деревенских мужиков мог бы претендовать на это гордое звание. А добровольца Иосифа в их деревне Мордово Тамбовской области не нашлось — евреев там отродясь не водилось.