Стивен Ликок: Из сборника «Романы шиворот навыворот» 1911г.

Я стоял, прислонившись к гафелю грот-мачты, и думал, – да, дорогой читатель, – думал о своей матушке. Надеюсь, это не роняет меня в твоих глазах? Всякий раз, когда дела у меня не ладятся, я к чему-нибудь прислоняюсь и думаю о матушке, А если уж они идут из рук вон плохо, поднимаю одну ногу, замираю на месте и думаю об отце. После этого я готов ко всему.

Думал ли я также о той, что моложе матери и прекраснее отца? Да, думал. «Мужайся, дорогая, – шептал я накануне, когда, спрятав милую головку под мой плащ, она в порыве девического горя пнула меня каблучком. – Через каких-нибудь пять лет плавание окончится, а еще через два-три года я привезу столько денег, что смогу купить подержанную рыболовную снасть и осесть на берегу».

Тем временем приготовления закончились. Все мачты были на месте, паруса приколочены, и матросы рубили сходни.

– Готово? – загремел капитан.

– Есть, сэр.

– Тогда поднять якорь на борт и послать кого-нибудь вниз с ключом от баталерки.

Открывание баталерки! Последняя грустная церемония перед отплытием! Сколько раз за время моих скитаний приходилось мне наблюдать, как горстка людей, которые скоро будут надолго оторваны от дома, в каком-то странном оцепенении ожидает, пока матрос откроет баталерку.

На следующее утро при свежем попутном ветре мы обогнули Англию и вышли в Ла-Манш.

Нет ничего прекраснее Ла-Манша для тех, кто никогда его не видел! Это главная артерия мира. Взад и вперед по проливу снуют голландские, шотландские, венесуэльские и даже американские суда. То и дело проносятся китайские джонки. Военные корабли, моторные яхты, айсберги и плоты сплавного леса движутся во всех направлениях. Добавьте к этому висящий над проливом густой туман, совершенно скрывающий его от глаз, и вы получите некоторое представление о величии развернувшейся перед нами картины.

Уже три дня, как мы в открытом море. Первые приступы морской болезни начинают проходить, и я все реже думаю об отце.

На третий день утром ко мне в каюту заходит капитан Трюм.

Мистер Сбейсног, – говорит он, – мне придется просить вас отстоять две вахты подряд.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Два другие мои помощника упали за борт, – отвечает он в замешательстве и отводит глаза.

– Слушаюсь, сэр, – коротко бросаю я, но про себя думаю, что все это очень странно. Как это два помощника ухитрились в одну и ту же ночь упасть за борт?

Несомненно, тут какая-то тайна!

Еще через два дня капитан явился к завтраку в таком же замешательстве и так же отводя глаза.

– Что-нибудь случилось? – спросил я.

– Да, – ответил он, стараясь держаться непринужденно, но при этом так нервно перекатывал пальцами крутое яйцо, что чуть было не раздавил его, – к сожалению, я должен сообщить, что мы лишились боцмана!

– Боцмана? – воскликнул я.

– Да, – ответил капитан Трюм, несколько успокаиваясь,– он упал за борт. Отчасти в этом виноват я сам. Это случилось рано утром. Я поднял его на руки, чтобы он получше рассмотрел айсберг, и совершенно случайно, уверяю вас, совершенно случайно, уронил за борт.

– Капитан Трюм, – осведомился я, – а вы предприняли что-нибудь для его спасения?

– Пока еще нет, – смущенно ответил он.

Я пристально посмотрел ему в лицо, но ничего не сказал.

Прошло десять дней.

Мрак тайны все сгущался. В четверг стало известно, что со штирборта пропали два вахтенных. В пятницу исчез помощник плотника. А в ночь на субботу произошло одно совсем пустячное событие, которое тем не менее дало мне ключ к пониманию того, что происходило на судне.

В полночь, стоя у руля, я вдруг заметил в темноте капитана, который куда-то тащил за ногу юнгу. Я успел привязаться к этому смышленому, веселому пареньку и теперь с интересом следил за действиями капитана, гадая, что тот предпримет. Дойдя до кормы, капитан внимательно осмотрелся и бросил мальчика за борт. На мгновение голова бедняги мелькнула среди отливавшей фосфорическим блеском воды. Капитан швырнул в него сапогом, облегченно вздохнул и отправился вниз.

Вот она, разгадка! Капитан сбрасывал экипаж за борт. На следующее утро мы, как обычно, встретились за завтраком.

– Бедняга Уильяме свалился за борт, – объявил капитан, схватил кусок корабельного бекона и впился в него зубами, словно собираясь съесть.

– Капитан, – страшно волнуясь, начал я и с такой яростью бросился с ножом на свежую корабельную булку, что чуть не разрезал ее, – ведь это вы сбросили его за борт!