Мартти Ларни - Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле

– Одного из вас я могу взять, – сказал женщина.

– Одного?

– Совершенно верно. Может быть вас.

– Но мы оба едем на запад. Мы вместе…

– Все равно. Я хочу только одного попутчика.

Джерри отступил от окна и вопросительно поглядел на Бобо.

– Ну, кто из вас поедет? – спросила женщина, и в ее голосе послышался холодок.

– Ни тот, ни другой, – ответил Джерри. – Мы хотим ехать вместе.

– О'кэй, – сухо возразила женщина и, уже поднимая стекло, добавила: – Как я сказала, я хочу только одного мужчину.

– Поезжай ты, – сказал Бобо другу. – Одному мне будет легче устроиться. Встретимся в Чикаго.

– Где именно.

Бобо достал из кармана замусоленный конверт, быстро пробежал его глазами, а затем показал Джерри.

– Зайди справиться обо мне в бюро розыска Армии спасения. Вот адрес. Я буду в Чикаго самое позднее через две недели.

Глаза Джерри сделались грустными. Тяжело было расставаться с попутчиком, хоть он и был обузой в дороге. Женщина стала проявлять нетерпение.

– Ну, так кто же из вас поедет? – спросила она резко.

– Я, – ответил Джерри. Он попрощался с товарищем и сел в машину рядом с женщиной.

Машина тронулась, и психолог печально помахал рукой. Затем он усердно зашагал вперед, с мешком сухарей под мышкой и с тальковой присыпкой в башмаках. Уже совсем зимнее солнце светило прямо в лицо, выпавший ночью снег ослепительно блестел. Бобо стал жевать черствый сухарь и, опираясь на свой тонкий дорожный посох психологии, мерно шагал, бормоча про себя:

– Женщины удивительны, прямо-таки удивительны. Одни женщины стараются и добиваются, другие – плачут и добиваются, но всегда добиваются своего…

Как мы уже говорили, профессор Минвеген был психологом, и, очевидно, благодаря этому – плохим знатоком людей. Джерри Финн тоже был плохим знатоком людей, хотя и не был психологом; но в нем было что-то, чем женщины восхищались. Особенно женщины средних лет и немного постарше, которые хотели завоевывать, после того как сами были уже столько раз завоеваны.

– Меня зовут Ирен Болдин, – сказала женщина, когда они миновали Пэйнсвилль и выехали на дорогу, ведущую в Кливленд.

– А меня – Джерри… То есть простите, я хотел сказать, что моего товарища зовут Джерри. Я…

– Тино Росси, – помогла женщина. – Я как-то слышала ваше имя.

– Наверно, по радио.

– Возможно.

Джерри вглядывался в ее лицо. Оно было совсем кукольным и обыкновенно красивым.

– У вас элегантная машина, – проговорил Джерри, которого начинало тяготить молчание.

– Немного старовата. Прошлогодняя модель.

– И вы хорошо ведете.

Женщина улыбнулась и бросила быстрый взгляд на собеседника.

– Мистер Росси, не хотите ли вы мне спеть что-нибудь?

Джерри вздрогнул. Он уже забыл свою роль.

– Я сегодня не в голосе, – пробормотал он.

– Напойте вполголоса! Я люблю, когда напевают.

– Мой врач запретил мне напевать.

Женщина убавила скорость и, свернув на обочину, остановила машину.

– Тогда что же вы хотите делать? – спросила она нежно. У Джерри начало темнеть в глазах. Это произошло не в результате ношения слабых очков и не от употребления слишком крепких напитков, а от духов Ирен Болдин и оттого, что рука ее как бы невзначай схватила огрубевшую и обветренную руку хиропрактика. Женщина предложила своему попутчику сигарету и сказала:

– Отсюда еще двадцать минут езды до Кливленда. Хотите, чтобы я вас отвезла туда?

– С удовольствием, мисс Болдин, если только это вас не затруднит.

– Мне сегодня некуда торопиться.

– Вы живете в Кливленде?

– Нет, в Пэйнсвилле.

– В Пэйнсвилле? Так мы же его давно проехали!

На лице Ирен Болдин заиграла таинственная улыбка Моны Лизы.

– Я располагаю временем. Мой муж уехал в Нью-Йорк по торговым делам. Мистер Росси, ну, пожалуйста, спойте или, напойте чуть-чуть!

Джерри кашлянул, почесал кадык и покачал головой.

– Право же, горло у меня сегодня…

Солнце светило через лобовое стекло и грело их лица. Настроение было несколько неопределенное. Джерри чувствовал себя так, словно украдкой заглянул сквозь замочную скважину в чужую комнату, в которой ничего не происходило. Он положил сигарету в пепельницу и проговорил:

– Я очень сожалею, миссис Болдин, что мне пришлось утруждать вас. Вы прекрасная женщина, достойная всяческого уважения и любви.

Женщине показалось, точно гостеприимный Амур играл словами и голосом певца. Она научилась различать фразы со скрытым смыслом и теперь как будто угадывала, о какой любви говорил ей бедный певец: о любви надежной и легкой, как незаметная дырочка.