Дорин Тови - Кошки в доме (сборник)

Только когда мы обнаружили, что она лежит под кроватью, а лапа, всегда такая маленькая и изящная, раздулась в хороший апельсин, только тогда мы поняли, что случилась беда. И чуть было не опоздали. Она уже впала в кому и вытянулась на руках Чарльза как мертвая. Я вызвала ветеринара. Он ощупал ее дряблое тельце – глаза у нее чуть приоткрылись, потом сказал, что это правда похоже на змеиный укус, и тут же вколол ей гистамин.

Гистамин должен был остановить отек. И на полчаса наш мир замер – мы ждали, подействует ли он, а ветеринар договаривался, чтобы ему прислали из больницы противоядие. Теперь ее держала я – крепко обнимая, чтобы согревать. Чарльз и Сидни стояли рядом, а Соломон (всегда на авансцене, что бы ни происходило) с любопытством смотрел на нас с ближайшего стула.

Никогда она не была так дорога нам, а минуты шли, и отек медленно распространялся к ее плечу… Да, никогда – даже в те долгие ночные часы, когда она не вернулась домой. Ведь тогда оставалась надежда, что с ней ничего страшного не случилось, что она спит где-нибудь в безопасном месте. А сейчас нам оставалось только смотреть на нее и чувствовать, что если мы ее потеряем – злокозненную, портящую все и вся, доводящую до исступления, – то потеряем с ней часть сердца.

Как сказал Чарльз, когда все осталось позади, мы могли бы и не тревожиться. Шеба же скроена из на редкость прочного материала. И, не говоря уж о всем прочем, она ни за что не оставила бы в наследство Соломону свои порции рыбы.

Через полчаса отек чудесным образом остановился, Шеба на грелке упоенно изображала Виолетту, и ветеринар объявил, что всякая опасность миновала. «Остается только, – сказал он, ласково поглаживая ее по щеке, – чтобы малютка поднабралась сил».

И малютка начала их поднабираться. После двух дней возлежания на нашей кровати, когда Чарльз носил ее вверх и вниз по лестнице, потому что лапа у нее начинала распухать, если она ходила, когда она ничего не могла есть, заверяла она нас, кроме – тут бросала торжествующий взгляд на Соломона, угрюмо поглощавшего треску, – крабового паштета, так после этих двух дней она совершенно выздоровела. И тут же чуть не свела нас с ума, непрерывно лакая воду и хлюпая, как сенбернар, – что, успокоил нас ветеринар, когда мы в тревоге ему позвонили, было просто реакцией ее организма на действие гистамина. Открыв ей кухонную дверь раз пятьдесят за вечер, мы скорее готовы были поверить, что Шебу сглазили, но в конце концов, когда у нас уже ноги отваливались, прекратилось и это.

Не прекратилось только стремление Шебы снова и снова рассказывать всем и каждому о том, что ее укусила гадюка и она чуть не умерла. Сохранились и некоторые подозрения, как наши, так и ветеринара, что укусила се все-таки не гадюка, а оса. И еще сохранилось твердое убеждение Шебы, что иглу шприца в нее вогнал Сидни – задним числом мы сообразили, что в тот момент он действительно стоял позади нее. Прямо в Попку, упрекала она его при каждой встрече. Прямо туда, где Больнее Всего. И тогда, когда она Чуть Не Умерла. Сидни всячески пытался заслужить прощение, но она еще долго не желала даже близко к нему подходить.

Следующей свалившейся на нас напастью был Тимоти. Мальчишка с рогаткой. Как-то утром он разбил окно в нашей кухне ловким выстрелом из-за угла сарая, но пока он самозабвенно любовался аккуратной дырочкой в сетке трещин, Чарльз выскользнул в заднюю калитку и сцапал его. Мы уже давно ломали головы, чей он. И теперь повели его по дороге (все в той же ковбойской шляпе), чтобы выяснить, откуда он взялся. Вдруг он вырвался и, к вящему нашему изумлению, хныча, побежал по дорожке к дому старика Адамса.

Выяснилось, что он внук Адамсов и гостит у них, чтобы его мать могла немножко отдохнуть. Не узнали мы об этом раньше потому, что были слишком поглощены нашими кошачьими проблемами; к тому же в зимнее время поболтать со стариком Адамсом мы могли только по воскресеньям; а когда мы при нем удивились, как это такое событие осталось нам не известным, он ответил, что предпочитает свои неприятности держать при себе.

Вот и моя бабушка прибегала к подобному зачину – и действительно, в следующую же секунду мы уже слушали его грустную повесть. Проделкам Тимоти дома не было числа, и заключительная, чуть не убившая его мать, сводилась к тому, что он проглотил ось игрушечного автомобильчика. «Собственно, – рассказывал старик Адамс, – расстроило ее не столько это – хотя раза два она и хлопалась в обморок при мысли, как ось катается в желудке Тимоти, а то ее расстроило, что в больнице ему сделали рентген этого самого желудка и никакой оси не нашли!»