Виктория Токарева: Джентльмены удачи (сборник)

Трошкин задумался.

– Сам потерял куда-то, – обиженно сказал Косой. – И сразу – Косой. Как чуть что, так Косой, Косой…

– Ты что, не помнишь, что ли? – спросил Трошкина Хмырь.

– В том-то и дело, – озадаченно сказал Трошкин, понимая всю серьезность полученной информации. – В поезде я с полки упал башкой вниз. Вот тут помню, – он постучал по правой стороне головы, – а тут ни черта! – Он постучал по левой.

Косой с интересом посмотрел на ту половину, которая ни черта.

– Побожись! – сказал он.

– Вот век мне воли не видать! – побожился Трошкин. – Как шлем взяли – помню, как в Москву ехали, помню, суд помню, а в середине – как отрезало!

– Так не бывает! – не поверил Хмырь. – Тут помню, там не помню…

– Бывает! – неожиданно поддержал Трошкина Косой. – Я вот тоже раз надрался, проснулся в милиции – ничего не помню! Ну, думаю…

– Да подожди ты! – оборвал его Хмырь. Приблизившись к Трошкину, он умоляюще заговорил: – Послушай, Доцент! Вот ты меня мало знаешь, так у людей спроси – я вор честный. Скажи, где шлем! Мы тебе твою долю всю сохраним – век воли не видать – всю до копеечки!..

– Значит, и вы не знаете… – огорчился Трошкин. – Как же мы его найдем?.. – задумчиво проговорил он.

– И как в Москву приехали, не помнишь? – с любопытством спросил Косой.

– А что в Москве? – заинтересовался Трошкин.

– Поселились в каком-то курятнике. – Косой сел напротив и для убедительности показал руками, какой был курятник.

– Ну а потом?

– Дядя к тебе какой-то приезжал, во дворе вы с ним толковали.

– Чей дядя? – оживился Трошкин.

– Ты говорил: гардеробщиком он в театре Большом…

– А дальше?

– К барыге ездили.

– Куда?

– На бульвар, где машины ходят. – Косой показал, как ходят машины.

– Какой бульвар?

– Адреса не назову, а так помню…

– Слушайте – заткнитесь, пожалуйста! – попросил из другого угла камеры Али-Баба. – Устроили тут ромашку: помню, не помню… Дайте спать!..

«Заканчивается посадка в самолет № 16917, отлетающий рейсом шестьдесят вторым Ашхабад – Москва. Просим отлетающих занять свои места!» – объявлял по радио диктор аэропорта.

Трошкин, Славин и Бейсембаев стояли у трапа «Ту‑104». Прощались.

– Ну, счастливо оставаться! – Славин протянул майору руку.

– Всего доброго, – улыбнулся Бейсембаеву и Трошкин. Он был уже без парика, в обычном костюме, в своем прежнем трошкинском обличье. – Извините, что напрасно потревожили.

– Это вы извините, – улыбнулся Бейсембаев.

Славин и Трошкин поднялись по трапу последними, и стюардесса закрыла дверь самолета. Трап отъехал.

– …время нашего полета – четыре часа сорок минут, – объявляла в самолете синеглазая стюардесса. – А сейчас я попрошу всех пристегнуть ремни и не курить!

– А какая разница во времени с московским? – спросил Трошкин у Славина.

– Три часа. – Славин удобнее устроился в кресле и откинул спинку.

– Так, выходит, мы в Москве будем в двенадцать? – обрадовался Трошкин. – Я еще на работу успею.

Шум моторов внезапно прекратился. В проходе снова показалась стюардесса.

– Товарищи, кто здесь Трошкин? – спросила она.

– Мы, – сказал Трошкин.

– Вас просят выйти.

Официантка поставила на столик, за которым сидели Мальцев, Трошкин и Бейсембаев, четыре дымящиеся пиалы. За стеклянными стенами ресторана были видны летное поле, самолеты, поблескивающие на солнце.

Все с удовольствием принялись за еду, кроме Трошкина – он отодвинул от себя пиалу, сказал:

– Я дома пообедаю.

Профессор перестал жевать и уставился на Трошкина.

– Следующим рейсом я улетаю! – твердо сказал тот.

– Какая безответственность! – воскликнул Мальцев. – Какое наплевательское отношение к своему делу!

– Мое дело – воспитывать детей, – сдержанно напомнил Трошкин, – а не бегагь с жуликами по всему Советскому Союзу.

Мальцев бросил ложку.

– Меня вызывает полковник, – он повернулся к Бейсембаеву, – и говорит: операцию прекращаем. Почему? – говорю я. – Если эти двое не москвичи и не знают названия улиц, они могут показать их на месте! Устроим им ложный побег, и они помогут нам определить все возможные места нахождения шлема! А он мне говорит: нельзя…

– Правильно, – сказал Трошкин.

Профессор молча царапнул по нему глазами.