Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

– Виталий шутит, – дипломатично заявил я. – Я пью только по праздникам. Или за знакомство.

– Ну что ж, – согласилась Светлана и закинула ногу на ногу, – за знакомство, пожалуй, и я выпью. Налей-ка жене, стервец!

Рыбкин радостно наполнил рюмки.

– Вы, Арсений, чем занимаетесь? – осведомилась Виталькина жена после моего вялого тоста «за знакомство». – Тоже кетчупом торгуете?

– Да если бы не этот кетчуп, – взвился Рыбкин, – ты бы не на Канарах отдыхала, а в лучшем случае у себя на кухне, на табуретке!

– Я учитель, – ответил я.

– Это благородно, – отозвалась Светлана. – Где же вы живете, если я вас до сих пор не видела?

Виталька развернулся на диване и вытянул палец:

– Да вон его окно горит. Напротив.

Я обнаружил, что забыл выключить свет, и забеспокоился: а вдруг и плиту тоже? Мадам Рыбкина взглянула на меня с возросшим интересом.

– Это очень хорошо.

– Что же тут хорошего? – спросил я.

– Такой милый человек и совсем рядом. Я ведь тут совсем одна, если не считать этого стервеца.

Она кивнула на мужа, Виталька благодарно посмотрел на меня. Я почувствовал, что перемирие вовсе не так уж невозможно. Светлана встала и, покачивая бедрами, прошла мимо меня на кухню.

– Старик, ты гений! – зашептал Рыбкин, как только спина его жены исчезла из поля нашего зрения. В который раз я слышу это слово? – Она просто растаяла! Даже на синяки не обратила внимания! Вот что значит педагог! Женщины, они же как дети…

– Думаешь, хватит? – с опаской спросил я. – Тогда я, пожалуй, пойду, а то там у меня свет горит.

– Старичок, еще один такой воспитательный натиск, и дело в шляпе. Ночь я проведу в родимой спальне. Под боком у родимой женушки… Кстати, зря ты от Ларисы отказался, – цинично добавил Рыбкин, – мировая баба!

– Тс-с! – я приложил палец к губам. По коридору зашелестели тапочки.

Виталька беззаботно откинулся на диване и даже принялся тихонько насвистывать. В комнату вплыла его жена. Она успела переодеться в золотистое платье, подчеркивавшее ее гитарообразную фигуру. На вытянутых руках Светлана несла поднос, уставленный иностранными закусками. В ее глазах горела решимость.

– Давайте, Арсений, посидим по-человечески. А то рядом с моим мужем все волей-неволей превращаются в свиней.

Виталька фыркнул, наполнил рюмки и толстыми пальцами ухватил с подноса кусок колбасы.

– Мне достаточно, – проронил я.

– Да будет тебе, старик. Еще рюмашку.

– Завтра на работу с утра, – пришлось соврать мне. Эта, с позволения сказать, вечеринка мне уже порядком поднадоела.

Светлана с уважением покосилась в мою сторону, но тем не менее проворковала:

– Не слушайте моего дурака, Арсений. Выпейте лучше со мной…

Пришлось чокнуться и сделать несколько глотательных движений.

– Большое спасибо, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Пойду я, пожалуй…

К счастью, никто не стал меня удерживать. Виталька благодарно ухмыльнулся и остался сидеть. Его жена вышла меня проводить.

– Так где вы, говорите, живете? – спросила она почему-то шепотом.

– Виталий же вам показывал. В доме напротив…

– Это очень хорошо. – Светлана коснулась моего потертого драпового плеча. – Вы почаще заходите к нам.

– И вы заходите, – вежливо отозвался я. – Мы с вашем мужем старинные друзья.

– Обязательно, обязательно. – На вздымающейся рядом с моим боком бронзовой груди болталась золотая цепочка.

– Пожалуйста-пожалуйста.

– Ну что вы там застряли? – донеслось из комнаты. – Старик, если передумал уходить, то имей в виду – все еще на столе.

– А ты бы вышел проводить друга, – крикнула Света и ласково добавила: – Свинтус ты у меня все-таки…

Виталька удовлетворенно захохотал.

Окончательно убедившись, что в этом доме воцарился мир, я с легким сердцем покинул его пределы. Когда я спускался, до моих ушей донеслась двухголосая площадная брань. Милые ругаются – только тешатся!

Болезнь, по-видимому, отступила. Может, Катьке позвонить? Поболтать. Неохота. Тем более что мадам Колосова наверняка уже звонила мне сама – узнать о здоровье. То-то она удивилась, не застав меня дома. Но может же человек, в кои-то веки, прогуляться. Или он должен сидеть как пень в четырех стенах, без глотка свежего воздуха?

Странная какая-то у Рыбкина жена. Отходчивая. Быстро его простила. Любит, наверное. Да и почему не любить-то? Небось, не каждый муж отправляет жену отдохнуть на Канары. Так что какой-то там жалкий волос неизвестного происхождения, какой-то роговой отросток недоказанной неверности можно простить.