Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

Наконец раздался долгожданный звонок в дверь. Походкой разбитого параличом ландскнехта, которому приходится тащить на себе чугунные латы и раненого товарища, я двинулся на звук.

– Кто? – спросил я визгливым старческим голосом.

Дверного глазка у меня не было.

– Врач, – прозвучало по ту сторону.

Но и по голосу было непонятно, мужчина это или женщина. Ситуация напоминала известную сказку «Волк и семеро козлят». В роли волка выступал посетитель, а в роли семерых козлят – ваш покорный слуга.

– Как ваша фамилия? – поинтересовались напуганные милицейскими сводками в газетах козлята.

– Щербино, – невозмутимо ответил волк.

Я пощелкал полусломанным замком и впустил эскулапа в дом. Но волк оказался самой настоящей козой, правда несколько увеличенных размеров.

Все в этой женщине было под стать высокому званию врача: и желтые глаза-блюдца, и ноги башенного крана, опирающиеся на блестящие лодочки копыт, и даже белый халат, свернутый в походную скатку.

Щербино изумленно уставилась (так и хочется сказать «уставилось») на меня.

– На что жалуетесь? – спросила она басовито. – На это? – и указала на мои роскошные синяки.

– Да нет, – смутился я, – это как раз пустяки. Вот температура…

– Понятно, – сказала докторесса. – Где у вас можно помыть руки?

Проследовав в ванную, она серьезно, будто ей предстояла сложная хирургическая операция, принялась скоблить обмылком свои ручищи. Завершив эту процедуру, Щербино, как оживший памятник, прошествовала в мою захламленную комнату. Там она уселась за журнальный столик и принялась строчить на голубоватом листке бюллетеня. Столик нервно трясся. Ножки его подгибались под напором докторского почерка.

Закончив писать, Вера Павловна поднялась. Ее добротно сделанные суставы захрустели, как первомайский салют в весеннем небе.

– Откройте рот, – приказала она.

– А-а-а, – послушно сделал я.

– ОРЗ, как я и предполагала…

Около моего носа огромной птицей пронеслась рука врача с желтым кольцом на пальце, больше похожим на одну из гаек, которыми скрепляют домны. Батюшки, да каков же тогда муж этого монстра?! Внезапно я показался себе маленьким и щуплым, хотя вышеназванными качествами никогда не отличался.

Указав на синий листок, немногословная Щербино молча затопала к двери.

– А что мне пить? – просипел я.

– А вот пить вам нужно меньше, – изрекла Вера Павловна, выразительно глянув на мои подглазья.

– Я имею в виду лекарства…

– Там все написано – анальгин, – докторесса взялась рукой за слабенькую ручку моей двери и добавила: – Больной, вы в состоянии проводить даму?

Я проковылял к двери. В моей голове теснились мысли: «Не дай бог! Жениться? А если попадется этакое чудище?»

Щербино рванула за ручку. По полу покатился винтик и затих под вешалкой. Дверь распахнулась. В проеме стояла Катька с сумками. Не обращая внимания на гороподобное существо, она выпалила торопливой скороговоркой:

– Уф, как ты меня напугал! Пришлось отпроситься у моих бритоголовых. Живо бери сумки. Там жратва, а в маленьком пакетике – байеровский аспирин. Говорят, помогает… Ну, чао!

Сквозь грохот шагов, издаваемых докторскими ступнями, послышался перестук Катькиных каблучков. Потом хлопнула дверь подъезда и все стихло.

Я набросился на принесенную мадам Колосовой еду, запивая ее шипучим немецким аспирином. Черт возьми, это было совсем неплохо! Катька появилась, как всегда, вовремя – когда я окончательно было лишился последних остатков человеколюбия.

Насытившись, я сложил тарелки в ванну (ну не мыть же их сейчас, когда еле отрываешь хвосты тапочек от пола) и подошел к журнальному столику, где доктор Щербино оставила синенький бюллетень. Ура! Целых четыре дня я могу не толкаться в троллейбусе, не видеть гнусную морду Мухрыгина, не здороваться с Сонечкой и Риммой Игнатьевной! Но четыре дня кряду валяться на диване в мои намерения тоже не входило.

После аспирина мне заметно полегчало. Я натянул серенькое пальтецо, тщательно обмотался шарфом и решил прогуляться. Боже, как давно я нигде не был! Если не считать «Театра Мошкарева». А Марина все-таки ничего! Но театр я, конечно, не потяну – денег не хватит. А вот музей какой-нибудь… Надо позвонить Марине, может, она в музей со мной сходит?

Как был, в пальто и ботинках, я вернулся в комнату и ухватился за телефонную трубку. Вместо Марининого щебетанья я услышал недовольный мужской голос.