Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

– Что-то я не пойму, – Кэт покачала головой, – зачем он тебе нужен, если он такой идиот?

– Люблю я его все-таки.

– Ну и дура! – гневно объявила мадам Колосова.

– Ну почему дура-то, Катюш. Ты же знаешь, Сашка – гений. Без комментариев. Славик Мошкарев по сравнению с Сашкой полный ноль…

– Еще раз дура, – повторила Катька уже спокойней.

Я решил, что она сейчас отвернется и начнет смотреть биржевые новости.

Как бы не так! Подобные номера проходят только со мной. Вместо этого Кэт повернулась к подруге и участливо заметила:

– Марин, но всех-то гениев не прокормишь. Да и рук не хватит, чтобы все вонючие носки перестирать…

Марина поникла на диване. В картинной позе князя Меншикова в Березове. В руке истой театралки дымилась тоненькая белая сигаретка, диаметром с ноздрю кролика. Страдалица перевела глаза в густом вечернем макияже на Катьку и мечтательно протянула:

– И вовсе они не вонючие…

Женщины… Иногда я задумываюсь над вопросом: «Хотел бы я быть существом другого пола?» И неизменно отвечаю: «Нет, не хотел бы». Этот неизбежный ответ вызревает во мне вовсе не от мужского самолюбия. Скорее наоборот. Быть одного пола с мужиками тоже подчас нелегко.

Редкий индивид из нашего брата хотя бы туманно представляет, что же он такое. А чаще всего он являет собой грубое и упертое существо, тонкость которому чужда, желания которого примитивны, а амбиции – грандиозны. Разумеется, такой человек не способен понять ту, что находится рядом (а тем более поодаль). Он и товарищей-то своих с трудом понимает. А если понимает, то как-то однобоко, в основном если в это понимание вмешивается алкоголь.

Однажды я присутствовал на званом вечере в ресторане «Прага». Вечер был посвящен возвращению с далекого Севера моего друга Леньки Тимирязьева.

Тогда Ленька еще подвизался по основной своей профессии – геологом. Это позже он тряхнул музыкальной школой, куда еще в детстве его со скандалами таскали родители, и стал ресторанным саксофонистом.

Заработки на Севере были, разумеется, северные (впоследствии Ленька решил, что такие деньги можно зашибать и ресторанными шлягерами). Один из этих заработков мы и отмечали в «Праге».

Тимирязьев уже набрался. Он был в ударе и северных денег не жалел. Ему, конечно, хотелось, чтобы по этому случаю гуляла если не вся Москва, то хотя бы отдельно взятый зеркальный зал «Праги». Именно поэтому хмельной Ленькин взгляд остановился на стареньком армянине, который тихо сидел за соседним столиком и жевал какой-то салатик, запивая его минералкой.

– Отец, – Ленька подсел к армянину, обнял его коротенькой ручкой за старческие плечи, – пойдем выпьем. На брудершафт! – Ленькин язык уже изрядно заплетался.

– Я, синок, давно нэ патрэбляю, – мирно отозвался старичок. Из его усов торчал капустный листик.

– Да пойдем, отец! – настаивал будущий саксофонист. – За все плачу. Море разливанное!

Старичок понял, что от Леньки просто так не отвяжешься. Он лукаво посмотрел на Тимирязьева, потом окинул внимательным взглядом наш стол, где стояли пара бутылок коньяка, водка и вино.

– Морэ, гаварищ? Нэ хватыт у тэбя моря, дарагой.

– Как это не хватит?

– Мнэ на пэрвый раз щесьть бутылок надо, – пошутил армянин.

– Ну-ну!

– Паспорым, – старичок, видно, был готов на все, лишь бы от него отвязались.

– Ставлю все деньги!

Леньку уже было не удержать. Он подозвал официанта и заказал шесть бутылок марочного армянского коньяка. Когда заказ принесли, старичок взял в руки одну бутылку, внимательно рассмотрел этикетку со звездочками и, видимо, оставшись удовлетворен осмотром, сказал:

– Толко пасуда щирокий нада. Из стакана нэ патрэбляэм.

– Таз подойдет? – Ленька уже не шутил.

– Падайдет.

Тимирязьев распорядился насчет таза. В эту тару слили все шесть бутылок, и армянин схватился за края. Перед тем как отпить, он предупредил:

– Ти би, синок, нэ спорыл. Все равно праспорыщ…

Мы, жалея старика, принялись изо всех сил отговаривать Тимирязьева, но он не сдавался. Дедуля со вздохом приник к краешку таза и глоток за глотком медленно выпил все его содержимое.

Все ахнули. Багровый Тимирязьев выхватил из заднего кармана брюк пачку денег и шмякнул на стол перед стариком.

– Все, гулянка окончена.

Армянин начал отказываться от денег, утверждая, что он знает какой-то «сэкрэт», но Ленька был неумолим.

Когда я стоял в гардеробе в ожидании своего пальто, ко мне неожиданно подошел удачливый старичок. Не знаю, почему он проникся доверием именно ко мне. Армянин положил мне на плечо свою морщинистую руку и сказал: