Айдар Павлов - Олеся и Арлекин

- А Тряпушкин сознался! – объявила она. – Он знает, что его сценарий – непробиваемая галиматья. Он просто хотел приколоться.

- Олеся! - шикнула Асклепия.

- Это правда, Тряпушкин? – спросил Арлекин.

- Ну, - кивнул тот.

- Молодец! - Арлекин обнял ассистента. – Так остроумно, что я даже не догадался.

- А я сразу понял, - фыркнул витающий в параллельных мирах Лобанов. – Типичная хохма.

- Не ты один, Лобанов. – Дарья наградила оператора тонкой ухмылкой. – Не корчи из себя бог знает что.

- Тряпушкин, - сказала Асклепия, зеленея от безграничного курения. – Мы тут как бы посоветовались, подумали, приняли решение… Я хочу сказать, все, что ты делаешь для фильма, Тряпушкин, это круто. Это здорово. А мы как бы перед тобой виноваты. Я как бы приношу свои извинения. И как бы вопрос закрывается, если ты как бы против нас ничего не имеешь.

Таким образом, смута, охватившая группу, была преодолена, тем не менее, сценария по-прежнему не было.

- Мы будем снимать пляж или не будем снимать пляж?! - воскликнула доведенная до безумия Асклепия спустя еще три дня, минувшие как три месяца, под знаком нерентабельного простоя, густого кофе и губительного никотина. - Тряпушкин!! Где тебя черти носят?! Ты приготовил зонтик от солнца?

- Приготовил.

- Где он?

- Под диваном, вместе с пленкой.

Асклепия опустилась на колени, просунула тело под диван и пошарила руками по полу.

- Зонтик вижу, - сказала она, - а пленку нет... Лобанов, куда ты дел пленку?

- Отдал картине "Тихие оргии", - честно ответил оператор. - Все равно мы ничего не снимаем.

- Что ты себе позволяешь, Лобанов?! - отряхиваясь, завелась Асклепия. - Иди и немедленно верни пленку на место!

- А мы, разве, что-то снимаем?

- А как же, Лобанов?! - Асклепия постучала по его голове. - Ты оператор-постановщик или оператор-подстановщик?!

- Подстановщик, - ответила за оператора Дарья.

- Ну, пожалуйста... - Лобанов, усмехнувшись, вышел.

Впрочем, он отсутствовал не более минуты. Оператор вернулся с той же усмешкой, с пустыми руками и уселся чистить ногти.

- Послушайте, а где Арлекин? - спросила вдруг художница Дарья. - Олеся, где он может пропадать целых три дня?

Олеся пожала плечами. Все молчали. Да, правда. Арлекин словно испарился. Его не было третий день. Деньги поступали, нервы сдавали, сценария не появлялось, а теперь еще пропал режиссер. Ну и дела!

Но что это?

Распахивается дверь, на пороге стоит Арлекин в пальто, шляпе на затылке и белоснежной рубахе! Все ахнули: Арлекин улыбался!

- Кажется, я знаю, что мы будем снимать, - сказал он, подтолкнув сзади шляпу. Шляпа почти закрыла самодовольные глаза. – Асклепия!

- Что?

- Хотите сниматься в кино?

Асклепия растерялась. Конечно, она мечтала сниматься в кино, но это было в далекие застойные времена, когда она под стол ходила и носила пионерский галстук. Увы, до сего дня мечте не дано было осуществиться.

- Фи! - спрыснула Дарья. - До чего мы докатились!

- А вы, гениальная моя? - Арлекин чмокнул губами кисть озадаченной художницы. – Не против сыграть роль?

- Мы что, будем сами сниматься в собственном кино? - заинтересовался амбициозный ассистент Тряпушкин.

- Да! - подтвердил Арлекин.

- Но это уже как бы было у сеньора Федерико, - как бы очнулся и бросил чесать ногти оператор Лобанов.

- Это было у всех мало-мальски элитных сеньоров, мой друг, – согласился Арлекин. Мы не оригинальны. Это есть и будет, пока мы не вылезем из лужи собственных испражнений. Ибо это вечно. Это гнусно. Но это так.

Все затихли. Арлекин в задвинутой на глаза шляпе, сунув руки в карманы, продолжал расхаживать между изумленными коллегами.

- Сегодня мы едем на пляж!!! – воскликнул вдруг он, запустив шляпой в сторону двери.

И съемочная группа ринулась наперегонки занимать места в микроавтобусе.

Посреди шикарного пляжа стоял дуб. Ему было лет двести, не меньше. Кругом никогда ничего на росло, кроме него и четырех ядовито-голубых кабинок для переодевания. В общем, космодром. А дубок, между тем, слегка покачивался, один-одинешенек, как парадокс, как нечто странное и необъяснимое.

- Ну, как же! Не бывает деревьев на пляже! Там песок! Не бывает, чтобы дуб раскачивался! – восклицает как бы будущий кинозритель.

Искусство требует жертв, - как бы отвечает ему культовый режиссер Арлекин и приглашает, не зацикливаясь на деревьях, поближе познакомиться с другими элементами натуры.

Кабинки для переодевания, выполненные по эскизам Дарьи, ни чуть не соответствовали эскизам, ни художественным, ни финансовым. Как и всякий даровитый мастер, Дарья ни минуты не останавливалась на достигнутом. Скажем, если на эскизе (пускай, непонятном, дымчатом, бесформенном, но все ж...) речь могла идти только об одном этаже, то в результате оказалось два: для мужчин (второй) и женщин (первый). Кабинки имели ракетообразную конструкцию, устремленную в буквальном смысле как бы вверх, в космос, в потустороннее, которым день и ночь грезила Дарья. Сказать художнице, что места для смены плавок на трусы, равно как трусов на плавки не предназначены для проникновения в высшие сферы реальности, означало смертельно оскорбить Дарью. Чтобы она не вспоминала про пистолет, Арлекин никак не прокомментировал работу художника-постановщика.