Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

Асадолла-мирза, конечно же, не мог удержаться от озорства. Показав рукой на Дустали-хана, он сказал, обращаясь к Ширали:

– Тут вот господин Дустали-хан как раз о вашем здоровье справлялся… Очень он к вам расположен. Ровно за минуту до вашего прихода о вас вспоминал.

Дядюшка с удовольствием оборвал бы Асадолла-мирзу, потому что видел, в каком плачевном состоянии пребывает Дустали-хан, и так же, как и все мы, понимал, что шуточки Асадолла-мирзы могут выйти Дустали-хану боком, но не находил возможности вмешаться. А князя уже понесло.

– Вот вы, Ширали, сказали, что овца эта вся раздулась. Так вы ее ножом резали или секачом?

К счастью, глуховатый Ширали не разобрал вопроса. Зато Дустали-хан при этих словах схватился руками за низ живота, и с его трясущихся, побелевших губ сорвался жалобный стон.

Дядюшка строго глянул на Асадолла-мирзу:

– Асадолла, постыдись! – А затем громко обратился к Ширали: – Как бы там ни было, спасибо, что зашли… Даст бог, в следующий раз вместе с нами на роузэ посидите.

– За честь почту. Самого вам наилучшего. – И, по очереди попрощавшись со всеми, Ширали благополучно отбыл.

Закрыв за ним ворота, Маш-Касем вернулся и вздохнул с облегчением:

– Слава богу, он и не догадался, что господин Дустали-хан… то есть я очень даже боялся, как бы…

Дядюшка, выбитый из колеи визитом мясника, сердито оборвал его:

– Еще один оратор выискался!… Я считаю, что нам лучше отложить продолжение этого разговора на завтра. И конечно, я не успокоюсь, пока не докопаюсь до истины! – Повернувшись к Азиз ос-Салтане, он распорядился: – Ханум, вы тоже идите к себе, отдыхайте до утра.

Азиз ос-Салтане окликнула мужа:

– Подымайся, пошли домой!

Только что очухавшийся от нервного потрясения, Дустали-хан с круглыми от ужаса глазами изумленно переспросил:

– Что?… Домой?… Чтоб я с тобой вошел в дом?!

– Я при Ширали ни слова не сказала, потому что должна сама с тобой разобраться. Но сегодня я тебя не трону. Подымайся, чтоб тебя черти взяли! Иди спать!

– Да я лучше под секач Ширали лягу, чем вернусь с тобой обратно в…

Дядюшка Наполеон перебил его:

– Ханум, пусть уж сегодня Дустали переночует у меня, а завтра поговорим.

Азиз ос-Салтане собралась было запротестовать, как вдруг в ворота снова постучали. Потом раздался голос Гамар, толстой и придурковатой дочери Азиз ос-Салтане:

– Маменька моя здесь?

Войдя в сад и увидев свою мать и Дустали-хана, Гамар глупо захихикала:

– Ну как, маменька, отрезали вы папе Дустали его бутончик?

Азиз ос-Салтане сердито прикрикнула на нее:

– Гамар! Как тебе не стыдно!

Дустали-хан, увидев падчерицу, завопил:

– Когда эта ведьма гналась за мной с ножом, ее дочечка кричала: «Отрежь, маменька, отрежь!…» Девицу эту тоже надо в тюрьму упечь!

Все зашумели, пытаясь утихомирить супругов. А Гамар, звонко хохоча, спросила мать:

– Неужто не отрезали?

Заливаясь смехом, Асадолла-мирза заговорил с Гамар, как с маленькой:

– Ты ж наша умница!… А если твой муж будет плохо себя вести, ты ему отрежешь?

– Конечно, отрежу.

– Под корень?

– Под корень!

– Ни кусочка не оставишь?

– Ни кусочка!

Громовым голосом Азиз ос-Салтане заорала:

– Ни стыда, ни совести! Учит ребенка бог знает чему, а она это завтра при женихе своем повторит!… Господи, боже ты мой! Да чтоб я сто лет без родни на свете жила! Вы кто, родственники или гадюки ядовитые?!

Но Асадолла-мирза не такой был человек, чтобы сдаться без боя.

– Моменто, моменто! Погодите, ханум. Если вы не одобряете взгляды вашей дочери, почему же сами собирались обкорнать несчастного сиротку?! Если б он вовремя не опомнился, был бы сейчас святейшим евнухом!

– Ишь ты, куда повернул! Князь голозадый!… Что я, по-твоему, не могу собственным мужем распоряжаться?! Да тебе-то что? Может, ты начальник полиции?…

Асадолла-мирза тоже начинал терять самообладание. Перекрывая шум, поднятый родственниками, старавшимися положить конец ссоре, он крикнул:

– Моменто, моменто!… Мне вообще на все это наплевать! Провались он вместе со своим уважаемым фрагментом!…

Никто никогда не слышал, чтобы Асадолла-мирза так кричал, и от неожиданности все притихли. Но Асадолла-мирза, не в силах совладать со своей озорной натурой, воспользовался общим молчанием. Достав из кармана миниатюрный перочинный нож, он открыл его и уже гораздо спокойнее сказал:

– Прошу вас, ханум, в следующий раз возьмите этот ножичек, потому что кухонным там делать нечего!