Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– А я на самом деле не буду стрелять, дядя Асадолла.

– Знаешь, когда ружье заряжено, достаточно пальцем за курок задеть – оно и выстрелит.

Пури опять начал заикаться:

– А разве здесь нет предохранителя?

– Ты что, какие предохранители у этих дедовских винтовок? А потом, ты забыл про шок, который с тобой случился от взрыва бомбы? Хорошо еще, если винтовку у тебя в руках не разорвет! За последние несколько месяцев четыре таких дробовика разорвались в руках охотников.

– Я тоже очень этого боюсь, дядя Асадолла.

– И правильно делаешь, что боишься… Я сейчас вот что сделаю… так… и так!

– Да вы же патроны вынули!

– Тс-с! Не поднимай шума, ходи себе здесь с этой винтовкой, я тебе слово даю, что до стрельбы все равно не дойдет… С винтовками шутки плохи. В пятидесяти случаях из ста они разрываются в замковой части, а дробовики – те весь заряд в живот владельцу отправляют… Хорошо будет остаться молодым калекой?… Или у тебя всякое желание пропало в Сан-Франциско кататься?

Пури от страха дрожь разобрала. Он разинул рот, но выговорить ничего не мог.

Когда Асадолла-мирза вернулся в гостиную, дядюшка Наполеон сидел в кресле, а остальные стояли. Асадолла-мирза несколько раз подмигнул дяде Полковнику. Тот некоторое время только гримасничал в ответ, а потом все-таки начал:

– Знаете, братец, я должен вам кое-что сообщить…

Дядюшка Наполеон резко повернул к нему голову. Полковник голосом, выдававшим его волнение и нерешительность, продолжал:

– Англичане при переговорах с противником стараются в каждой стране использовать граждан этой страны или ее провинций… и, так сказать… поскольку они считают, что местные жители лучше понимают психологию…

– Не пойму, к чему ты ведешь.

– То есть… как известно… Этот полковник, который сейчас прибудет, он… один из выдающихся военачальников английской армии…

– А иначе какой мог быть разговор? – сухо парировал дядюшка Наполеон. – Им следует бога благодарить, что я согласился вместо генерала разговаривать с полковником.

Бедняга бросил обеспокоенный взгляд на Асадолла-мирзу и моего отца и продолжал:

– Так вот, этот полковник… который пользуется большим доверием Черчилля… говорят даже, что он его правая рука и подлинный руководитель всех английских войск, он – индиец…

Асадолла-мирза зажмурился. Дядюшка Наполеон как-то странно скривил губы. Лицо его побелело. Глухим, сразу севшим голосом, он повторил:

– Индиец… индиец!

Маш-Касем вдруг всплеснул руками:

– Ох, голубчики вы мои! Спасенья от этих индийцев нету!

Полковник, казалось, боясь потерять нить разговора, беспомощно забормотал:

– Этот Эштияг-хан такой человек, такой человек… вице-король Индии без его совета шагу не сделает…

К счастью, вмешательство Асадолла-мирзы предотвратило трагедию, которую предвещал ужасный вид дядюшки Наполеона.

– Моменто, господин Полковник, не забудьте, что полковнику Эштияг-хану пожалован титул «сэр». К нему следует обращаться сэр Эштияг-хан.

Упоминание словечка «сэр» произвело на дядюшку Наполеона чудотворное действие. Он сразу притих – будто огонь, на который плеснули водой. Через минуту он совсем другим тоном проговорил:

– Если он полномочный представитель англичан, мне-то какая разница…

Асадолла-мирза и остальные облегченно вздохнули. В этот момент отец, стоявший у окна, выглянул во двор и крикнул:

– Эй, Ширали, у вас дело какое-нибудь?

Снаружи послышался грубый, хриплый голос Ширали:

– Здравствуйте, здравствуйте…

Но прежде чем он успел ответить отцу, дядюшка Наполеон сказал:

– Пусть войдет. Я ему велел заглянуть к вам, чтобы было кому чай подать.

Отец опять высунулся во двор:

– Ширали, будьте как дома! Наши ушли все… Сами налейте себе чайку, прошу вас! Там внизу самовар стоит.

Присутствующие только взглядами обменялись, не говоря ни слова. Не было никаких сомнений, что дядюшка предусмотрел все. Даже позвал Ширали, чтобы тот был под рукой в случае необходимости.

Дядюшка по-прежнему сидел в кресле, а четверо других участников мирной конференции стояли по углам. Даже Асадолла-мирза, обычно неспособный помолчать и минуты, не разжимал рта. Наконец, тишину нарушил голос Маш-Касема:

– Так чего же этот англичанский индиец не идет? Очень я беспокоюсь. Прости господи, был у меня один земляк…

– Маш-Касем! – заворчал Полковник, но тот не умолкал:

– Ей-богу, зачем врать? До могилы-то…

К счастью, с лестницы послышался пропитой голос Ширали: