Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– А разве что-нибудь случилось, дядюшка?

– Что могло случиться, как ты думаешь? Враг в городе!

Тут он положил руку мне на плечо и патетически произнес:

– Теперь каждый раз, когда ты видишь своего дядю, может оказаться последним… Конечно, таков закон борьбы!…

Он стоял, вперив в меня взор, но мысли его витали где-то далеко. Потом он вдруг быстрым шагом направился к садовой калитке, но, едва отворив ее, прирос к месту. Я осторожно подошел поближе. Мне было слышно учащенное дыхание дядюшки. Внезапно он повернулся к Маш-Касему, который неподалеку поливал цветы, и хрипло спросил:

– Касем, Касем, где он, куда?…

– Кто, ага? Про кого вы спрашиваете?

– Про чистильщика.

– Тут он, ага, разве нету? Я утром ходил за хлебом, он как раз пришел.

Дядюшка схватил его за плечо, тряхнул:

– Ну так где же он? Куда девался?

– А что такого?… Если обувь надо почистить, давайте я на базар отнесу – так вычистят, словно зеркало заблестит. Этот малый вообще-то никудышный мастер.

– Болван! Я тебя спрашиваю: где он есть? Куда ушел?

– Господи, зачем врать? До могилы ведь… Я его в глаза не видал, надо узнать, куда этот паршивец запропастился…

– Чего же ты мешкаешь? Ступай, да пошевеливайся. Пойди разузнай, расспроси о нем! Да запирай за собой дверь.

У дядюшки дрожали руки, он нервно бегал по дорожке, словно барс в клетке. Маш-Касем не спеша вышел улицу. Взгляд дядюшки упал на меня, взволнованным голосом он сказал:

– Сынок, этот Касем такой дурак – сходи-ка ты, поговори с бакалейщиком, с прохожими. Надо узнать – куда девался чистильщик.

Потом, видно, сообразив, что такая озабоченность может вызвать недоумение, он отыскал предлог:

– Сходи, сынок! У него остались мои новые французские ботинки.

Я быстро завернул домой, чтобы сменить шлепанцы на туфли. Когда я подбегал к калитке, то столкнулся с Маш-Касемом и по пятам за ним вернулся к дядюшке.

– Куда он ушел, куда, Маш-Касем?

– Ей-богу, ага, зачем…

– Чтоб ты сдох со своим «зачем врать»! Говори, куда он ушел!

– Ей-богу, тут Эбрахим-ага оказался, я у него выспросил. Приходил, значит, полицейский, забрал его в участок…

– В полицейский участок?… Почему? Что он сделал?

– Зачем врать, ага, до могилы-то… Я-то сам не видел, но Эбрахим-ага рассказывал, будто он часы украл. Да его и по глазам видать, что плут и мошенник.

– Часы?… Чьи же это часы он украл?

– А вот приятель-то наш, сардар индийский, пошел в участок и жалобу заявил. Сказал, что вчера во время драки чистильщик вытащил у него из кармана часы! Золотые карманные часы.

Дядюшка сразу как-то обмяк. Руки его бессильно повисли вдоль тела. Секунду он стоял, хватая ртом воздух, привалившись к ближайшему дереву, чтобы не упасть, потом зажмурился и пробормотал:

– Подлецы! Уже начали! Начали выполнять свой план! Господи, на тебя уповаю…

Услышав, что чистильщика обвиняют в краже часов, дядюшка Наполеон ужасно разволновался. Он, видно, никак не решался открыть глаза, губы его тряслись. Маш-Касем с беспокойством спросил:

– Кто начал, ага?

Дядюшка, не открывая глаз, слабым голосом проговорил:

– Все они, волки коварные… Англичане эти… Это их затея.

Маш-Касем на минуту задумался, потом сказал:

– Это что же, они, значит, представить хотят, будто мы Хушанга-чистильщика подстрекали украсть часы у индийского сардара?

– Да нет, ты не понимаешь!… Тут такие дела, в которых тебе не разобраться, Касем. Политические тонкости для тебя слишком сложны.

– Ей-богу, зачем врать? Ведь до могилы-то… Не из тех я, которые понять не могут. Только, право слово…

Доводы Маш-Касема были прерваны появлением в саду Азиз ос-Салтане:

– Этот тип не пришел еще? Боже, пошли мне смерть. Ага, что это вы так побледнели?

– Ничего, ничего… Настоящий военачальник уметь сносить поражения. По словам Наполеона, полководцу в школе войны следует больше изучать уроки поражений, чем уроки побед.

– Да что случилось-то? Кто вас расстроил? Маш-Касем, кто расстроил агу?

– Ей-богу, зачем врать? Этот чистильщик стащил часы у сардара-индийца. Вот его и забрали…

– Ну, что ты порешь, Касем? – взвился дядюшка. – Вот ведь тупая башка! Ты так поверхностно судишь, оттого что англичан не знаешь.

Тут Маш-Касем оскорбился и даже запротестовал:

– Это я-то не знаю?… Долгих лет вам жизни, ага, ежели я их не знаю, так кому и знать?… Да они на моих глазах выросли, можно сказать… Они мне лучше, чем отец с матерью, знакомы! А все схватки и стычки с англичанами, в которых я под вашим руководством участвовал, это, выходит, не в счет?… В бою под Казеруном, когда ихний сержант с белым флагом пришел на переговоры с вами, кто встречал его? Кто ему сразу выложил, заткнись, мол, больно много чести тебе с господином разговаривать? Кто им наперерез выскочил, словно лев? Англичане крови моей жаждут, а я их, оказывается, не знаю?… Вот у меня один земляк, прости господи, так он завсегда говорил: «Уж ежели англичаны до тебя доберутся, тут извиняюсь…»