Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Но дамы и господа должны удалиться. Я не могу осматривать больного при таком скоплении народа.

Все двинулись к выходу, только Азиз ос-Салтане, которая без устали колотила себя по голове, возразила:

– Мне надо остаться… Я же теперь как без рук – беспомощная совсем, мне нужно остаться, нужно знать, какая беда меня ждет.

– Жить вам не тужить, но и вам надлежит покинуть кабинет. В противном случае я не прикоснусь к больному!

Тут в разговор вмешался индиец:

– У меня имеется индийская мазь для лечения подобных ран: моментально будет полное выздоровление делать! Я сию минуту принесу ее.

С этими словами он поспешно вышел. Дядюшка Наполеон, помрачнев, процедил сквозь зубы:

– Касем! Не открывать этому безродному бродяге. Он теперь увидел, что план их не сработал, и хочет, видно, убить Дустали-хана этим индийским притиранием. Наверняка Дустали-хан собирался открыть мне какие-то коварные замыслы англичан!

Маш-Касем покачал головой:

– Да пусть этот негодяй хоть до утра у дверей торчит – все одно не открою. Знаем мы, что это за мазь такая… На вид черная – они ее из змеиной печени гонят. Да одна склянка этакой мази слона с ног свалит – будто огнем спалит. Вот земляк мой…

Я пробрался поближе, чтобы быть в курсе дела. Доктор Насер оль-Хокама стоял в сторонке, ожидая, пока очистят кабинет и можно будет начать осмотр, Азиз ос-Салтане все упиралась, но в конце концов и она вышла – по настоянию дядюшки.

– Моего санитара нет, – сказал доктор. – Пусть Маш-Касем останется, поможет мне.

Маш-Касем выскочил вперед:

– Слушаюсь! Нам эти дела знакомы. Зачем врать, до могилы-то… Приходилось и мне пользовать… Был у меня земляк – его в селезенку ножом пырнули. Так я своими руками…

Доктор нахмурился:

– Ну, жить вам не тужить, почтенный Маш-Касем! И тебе тоже не стоит оставаться – уж очень ты болтаешь много… Вот кто будет мне помогать! – С этими словами доктор указал на меня и добавил, выпроваживая остальных: – Или извольте отправляться домой, или обождите в приемной, но чтобы во дворе и в прихожей никого не было!

Кабинет и приемная доктора располагались направо и налево от маленькой прихожей, прямо за входной дверью, жилая часть дома помещалась по ту сторону двора. Когда все удалились в приемную, и кабинет опустел, доктор повернулся ко мне:

– Жить не тужить, сынок, помоги-ка мне раздеть больного. Ты как – крови не боишься?

– Нет, господин доктор, нисколько.

Мы стащили с Дустали-хана пиджак и брюки. На мой взгляд, случай оказался не смертельным, так как лежавший без чувств раненый почти помогал нам во время раздевания да и не был таким тяжелым, каким бывает человек в бессознательном состоянии.

Смоченной в спирту ватой доктор протер кровоточившие места. Раны состояли из трех маленьких дырочек. Доктор приложил к ним руку и пробормотал себе под нос:

– Похоже, что в него с большого расстояния выпустили заряд дроби. Вошла не очень глубоко, вот она здесь под кожей…

Заметив, что лоб у Дустали-хана покрылся потом и он вздрогнул, я обратил на это внимание доктора. Тот нагнулся к уху раненого:

– Дустали-хан, вы меня слышите?

Дустали-хан издал что-то похожее на хриплый стон:

– Да, слышу…

Он разомкнул веки, обшарил взглядом комнату и еще тише спросил:

– Моей жены тут нет?

– Жить вам не тужить! Никого тут нет, только я да этот мальчик.

Дустали-хан, который до этого, казалось, старался проглотить собственный язык, облегченно застонал:

– О-ох, смерть моя пришла… Господин доктор, что-о-о со мной? Куда я ранен?…

– Жить вам не тужить – ничего серьезного! Три мелких дробинки с большого расстояния угодили в ягодицы. Но неглубоко. Если вы потерпите, я смогу их извлечь. Или, если желаете, отправлю вас в больницу.

Дустали-хан сквозь стоны еле выговорил:

– Ох, умру сейчас от боли… Я уже час целый страдаю, только стонать не решался.

– Отчего же не решались?

– Я боялся этой холеры… убийцы этой, жены моей! Я вам потом расскажу в чем дело, но, заклинаю вас, не отправляйте меня в больницу! Если можно, скажите моей жене, что положение, мол, опасное, но только не в больницу!

– Но у меня здесь нет обезболивающих средств, – прервал его доктор, – вам придется помучиться, пока буду пинцетом извлекать дробь. Потерпеть надо будет!

– Согласен, господин доктор, потерплю… Но вы должны обещать мне, что скажете жене про опасное положение: нет, мол, уверенности, что больной останется в живых. Ведь если она поймет, что мне не так уж худо, до утра меня придушит, убьет совсем…