Александр Покровский - 72 метра

А может, и воздух экономит — что тоже правильно.

Сначала вода вроде никуда не движется, но вот под нами вся эта масса стала медленно оседать…

— Поехали…

— Всем держаться за трубопроводы, вниз ползти медленно. Петрова вперед. Петруша, пулей на кормовую переборку и следи там за уровнем. Остальные тихонечко за мной к носовой…

Выберемся. Мы обязательно отсюда выберемся. Это я вам говорю. Вот увидите. Мы же так просто не сдыхаем. Ни хрена. А почему? Потому что, если ты готов сдохнуть так просто, нечего тебе здесь было делать.

Петруша закроет дверь в третий. Обязательно. Закроет, задраит, обожмет. Этот ничего не забудет. Хорошо, если среди твоих людей найдется такой вот Петруша. Остальные тоже ничего, но пока им большое спасибо за то, что исполнительны, как сторожевые собаки.

И потому не подвержены панике.

А попробовали бы они паниковать! Утопил бы балласт к едрене матери собственными руками. Ни секунды сомнения.

А между тем Петров уже задраил кормовую переборку, и мы собрались у носовой. Воды по грудь, и теперь можно стоять спокойненько ножками на палубе.

Стук в дверь, и воздух в ту же секунду перестает подаваться: давай, Витенька, давай, быстренько, сравнивай давление через захлопочки. Ну же, нам так хочется в первый!

То, что в первом открыли захлопки, стало понятно после того, как в ушах защелкало: так бывает, если снижается давление. Скоро там, в первом, они всем гуртом навалятся и, преодолевая сопротивление воды — а это тонны полторы, не меньше, — приоткроют дверь между нашими отсеками, и мы им отсюда поможем.

И вода хлынет через все открывающуюся щель, и с ней мы, торопясь, кувырком, кубарем, обдирая колени и локти, немедленно после падения поднимаясь на ноги, как во сне, все еще не веря в то, что мы в первом; и я попаду сюда последним — так и должно быть, — и сейчас же мы потянем дверь на себя, преграждая воде путь.

Все так и было. Мы действовали как автоматы, словно видели свои барахтающиеся тела со стороны, и нам, в сущности, было наплевать, что с ними происходит, только свет по глазам — это лампочки аварийного освещения, после тьмы они светят, как солнце; а потом нас оттащили наверх: на торпедную палубу через люк, по вертикальному трапу; оттащили, стянули сырую одежду, напялили на нас водолазные свитера и рейтузы, сунули в руки кружки с горячим чаем и сухари — все было так. И как сквозь сон голос Витьки:

— Так. Внимание. С вашим переходом принято до двадцати тонн воды. Давление в отсеке возросло до пяти атмосфер. Нас пятеро, я, электрик носовых, трюмный первого и два торпедиста. С вами — двенадцать человек. Есть одиннадцать исправных дыхательных аппаратов, три неисправных, из которые мы сварганим еще один, гидрокостюмы и полным-полно водолазного белья Есть электрочайник, кипятильник, аварийное освещение, запас пищи, консервы, десять банок сухарей и сколько хочешь пресной воды, поскольку цистерна первого отсека под нагрузкой. Работает гальюн — баллон перед самой аварией продули, так что он почти пустой, на наш век хватит. Лежим на глубине семьдесят два метра на ровном киле. Аварийный буй мы, сдуру, конечно, уже отдали, и теперь не знаем, цел ли он, потому как наверху, подозреваю, шторм. Наверняка оторвало, так что на спасателей надежды никакой. Но нас ищут — ежу понятно. До берега четыре мили. Через сутки можно выходить. Буй-вьюшка цела Вопросы и предложения есть? Нет? Всем отдыхать.

Есть такая штука в первом — аварийный буй. Его отдают из отсека, и он всплывает на поверхность. Там он начинает подавать световые и радиосигналы о местонахождении подводной лодки. И еще есть буй-вьюшка. Прежде чем выйти на поверхность, ее выпускают перед собой. Первый выходящий обязан прикрепить ее конец за кольцо сбоку на люке или на торпедном аппарате. Щелкнул карабином и прикрепил. И она начинает всплывать и разматываться. Она всплывает на поверхность, и на ее шкерту навязаны узлы — мусинги. На них водолаз должен задержаться для декомпрессии.

Прежде чем рухнуть, успел подумать, что Витька молодец Интересно, откуда он узнал, что до берега четыре мили? Ах да, он же вахтенный офицер. Это фантастика какая-то — у него все есть.

И аварийный запас не разворовали.

Хотя какая там фантастика. Витька — куркуль. Не очень-то у него поворуешь Он своим как-то сказал: «Буду бить нещадно, пока назад тушенку не отрыгнете», — и действительно кое-кого он отлупил. С тех пор ничего у него не воруют.

И все в строю.

Первый — это вообще отдельное государство. Чужие здесь не ходят, потому что на верхней палубе торпеды. Даже в гальюн первого не очень-то попадешь. А торпедистов, трюмного и электрика носовых он вообще поселил у себя в отсеке.