Михаил Козырев - Пятое приключение Гулливера

И только за одним столиком — под такою же пальмой, как и та, в тени коей спрятались наши знакомцы, и неподалеку от столика наших знакомцев расположились необычные для кафе «Ша нуар» посетители, по-видимому, не имевшие в этом кафе никаких дел, кроме ужина, — этот ужин уничтожали они, почти не прерывая занятия приличным для делового кафе разговором.

В описанной вышемировой системе посетители эти являлись чем-то вроде туманности, на которую испытующе смотрят астрономы: что ты есть и зачем ты тревожишь нашу мысль своим бессистемным существованием?

Можно было рассмотреть только широкую спину одного незнакомца, его серый не первой свежести пиджак, лоснящийся на локтях, и черную лохматую шевелюру другого незнакомца.

Заметив их, Василий опять погрузился в полусон — пока не услыхал негромко сказанных за таинственным столиком слов:

— Атаман Скиба? Я что-то не слыхал…

— Как не слыхали? А у нас на юге это, знаете ли, фигура!

— Что ж он — бежал?

— Разбили, говорят, а он скрылся…

Опять незнакомцы торопятся съесть поданное им блюдо — опять молчание. Но Василий внимательно слушает.

— Скиба! Вот уж кого я помню, так атамана Скибу! Я по его милости без ноги…

— Вот как? Да ты бы рассказал… Встретились — и молчок, — говорил добродушный и звучащий некоторой усмешкой голос. — Мы года два не встречались…

— Да что говорить… Сам видишь, — ответил другой. — А вот атамана Скибу я не забуду.

Рассказчик рассмеялся неприятным жиденьким смешком.

— Ты не думай, что веселая встреча! Я первый раз так засмеялся после того, как познакомился с атаманом…

И после некоторого молчания добавил:

— Вы видели человека, который был расстрелян? Нет? Так вы его видите перед собой!

Опять молчание.

— Я тебе расскажу… Два года тому назад… Уходили добровольцы. Ты помнишь, как они уходили, — раньше чем наши войска заняли город, их не осталось ни одного. Начались погромы. Мы взяли винтовки, составили отряд. Пристань была в их руках. Мы поставили пулеметы и двинулись к пристани.

Я попадаю в передовую линию — нам удалось отрезать часть офицеров; что тут собственно было — я не знаю. Помню чьи-то крики, кто-то просил у меня пощады — и больше ничего. Очнулся я только в лазарете и спрашиваю у сестры:

— Ну что? — Я боялся спросить более определенно.

— Красные в городе.

Я узнал, что ранен при занятии порта. На утро я чувствовал себя лучше — мог вставать с постели и, хотя с трудом, мог ходить. И вот ночью — слышу, — беготня, крик. Я поднял голову, что-то сказал. А над моей головой:

— Тащи и этого!

Вы знаете, что я не мог ходить. Два дюжих молодца подтолкнули меня в спину:

— Не притворяйся! Сволочь!

Все так быстро — я уже в шинели, но без сапог. Мороз. Ветер. Темно. Я сейчас не могу объяснить, как я мог вынести, — но шел без посторонней помощи, — иначе тут же прикончили бы. Пихнули в темный чулан.

— Жди тут!

Я на кого-то наткнулся. Оказалось — еще несколько человек. Один мне тихонько:

— Вы не знаете, в чем дело, товарищ?..

Я ничего не знал. Да.

Сколько сидели в чулане — не помню. Вводят в комнату. Посредине большой стол, за столом высокий офицер с багровым скуластым лицом. На столе бутылки. Офицер наливает стакан за стаканом и пьет. Гляжу на лицо — и нельзя сказать, чтобы зверское. Веселое лицо, пьяное, да… Я даже обрадовался — ну, думаю, вывернусь! К нему подводят одного, другого — он всем одинаково:

— Проходи! — а за спиной что-то показывает. Одних выводят в одну дверь, других в другую… И я подошел. Меня лихорадить начало — больной все-таки.

— Это что за развалина? — пошутил офицер. — Раненый?

Я тоже стараюсь под него, в шутку:

— Так точно, ваше высокоблагородие!

Хотел ихним прикинуться — жизнь-то дороже. Да. Он улыбнулся.

— Проходи!

— Ну, думаю, — спасся. Не тут-то было — вернули опять. Он внимательно так на меня смотрит, уставился. Я молчу — и он молчит, только смотрит. Так смотрит — даже у меня в глазах помутилось. Потом резко так:

— Проходи!

Опять меня в чулан — там только трое. Куда же теперь, думаю. Приходят.

— Идем!

— Куда?

— Молчать, сволочь! — и прикладом.

А другой:

— Куда идешь, оттуда не вернешься!

Я чувствую, что дрожу весь и ноги не двигаются. Холодно. Ветер. А я без сапог, — это, может, спасло меня… Вывели на площадь.

— Становись!

Ну, если ты хочешь знать, что я чувствовал, — то не могу сказать. Просто, ну, как на ученье: становись — и встал. Промчались два кавалериста — мимо нас. Выстрел. Кто-то мне шепчет: «прощай».