Джером Джером - Досужие размышления досужего человека

Во всем этом есть светлая сторона. Джентльмен, отвечающий за оборону крепости, встретится с другим джентльменом, сумевшим ее взять, и они среди руин пожмут друг другу руки.

— Ну наконец-то вы здесь! — скажет первый. — Что ж вы так долго? Мы вас так ждали!

И разошлет депеши, поздравляя своего командира с тем, что он все-таки сбыл с рук эту крепость, а заодно избавился от забот и расходов по ее содержанию. Враг начнет брать пленных, и вы можете утешаться размышлениями о том, что теперь кормить их придется ему. Он поволочет прочь ваши пушки, и вы с облегчением вздохнете им вслед.

— Чертовски тяжелые штуки! — скажете вы себе. — Слава Богу, что я от них избавился. Пусть теперь он потаскает их по нашим отвратительным дорогам, посмотрю я, как ему это понравится!

Война — это смехотворный способ решать споры, и все, что сможет сделать эту смехотворность еще более очевидной, только приветствуется. Новая школа составления военных донесений вполне может способствовать тому, чтобы даже смех толпы обратился против нее.

Современных волнений на Востоке можно было бы избежать, если б не энтузиазм, с которым белый человек стремится взвалить себе на плечи чужое бремя. То, что мы называем «желтой угрозой», — это опасение, что желтый человек может попросить нас сложить его ношу с наших плеч. Вдруг он разглядит, что это его собственность, и захочет сам ее нести?

Как-то на днях лондонский полицейский рассказал мне историю, показавшуюся ему образцом юмора кокни в сложных обстоятельствах. Но она с таким же успехом может послужить басней. Рано утром на пустынной улочке в районе Ковент-Гардена констебль услышал, как кто-то детским голоском кричит: «Держи вора!» Он прибыл на место преступления как раз вовремя, чтобы схватить за шиворот молодого хулигана; тот отнял корзину с фруктами у мальчишки-посыльного из лавки зеленщика и хотел сбежать. Мальчик, всхлипывая и заливаясь слезами, выдвинул обвинение, но хулиган посмотрел на него с негодованием.

— Что значит — украл? — воскликнул мистер Хулиган. — Да я просто решил помочь тебе ее нести!

Белый человек взял себе в привычку «нести» груз других людей, но похоже, что желтый начал возражать против этого. Возможно, он настолько обнаглеет, что настоит на своем и понесет свою ношу сам. Вот это мы и называем «желтой угрозой».

Один мой друг, человек, который просит извинения, наткнувшись на фонарный столб, считает, что заря, занимающаяся над Востоком, сулит новый день в истории человечества. Желтая угроза кажется ему золотой надеждой. Он видит, как раса, долго находившаяся в спячке, неуклюже возвращается к жизни, словно великан, который потягивается и расправляет свои гигантские конечности. Мой друг — плохой патриот. Полагаю, сам он называет себя белым человеком, но при этом бесстыдно сознается, что предпочтет увидеть, как миллионы людей в Азии поднимаются из руин своей древней цивилизации, чтобы принять участие в строительстве будущего человечества, чем согласится, чтобы половина населения земного шара осталась погрязшей в варварстве и дикости ради удовольствия и выгоды своего собственного рода.

Он заходит настолько далеко, что думает, будто белому человеку есть чему поучиться. Этот мир принадлежит ему уже несколько тысячелетий. Сделал ли он в нем все, что следовало сделать? Разве его идеалы — это последнее слово?

Не то, что желтый человек почерпнул у Европы, а то, что он готов дать Европе, — вот что интересует моего друга. Он следит за рождением новой силы, незнакомого доселе фактора влияния. И цепляется за уверенность, что новые идеи, новые доктрины, которые вот-вот заменят старые затасканные предрассудки, на протяжении всех этих тысячелетий совершенствовались в острых умах, что так долго мыслили в таинственном молчании, скрываясь за выразительными желтыми масками.

© Перевод И. Зыриной

И все-таки чем уж так плох брак? Я часто ловлю себя на этой мысли, читая хорошую литературу. И снова задал себе этот вопрос на днях, когда ходил на представление «Фауста». Почему Фауст не мог жениться на этой девушке? Допустим, сам бы я на ней ни за что не женился, но это не довод. Вроде бы Фауст ничего плохого в ней не видел. Оба они были просто без ума друг от друга. И все же им даже в голову не приходила мысль о спокойном, скромном бракосочетании, неделе медового месяца где-нибудь, скажем, в Вене, и дальнейшей жизни в аккуратном маленьком коттедже недалеко от Нюрнберга, чтобы к ним могли приезжать друзья.