Александр Моралевич - Фельетоны

Что же теперь? Теперь каждый печатный орган первей всего оповещает: "Редакция в переписку с читателями не вступает. Присланные рукописи не возвращаются и не рецензируются".

И торкаешься слепым щенком, чтобы выйти на контакт, но нигде-то не слышишь давнего аэродромного: "Контакт?" — "Есть контакт!" И через фильтрующих секретуток не пробиться к сколько-то значительным начальникам прозы, чтобы очно повиниться: вот тут по недомыслию и попустительству властей сочинил я роман, так не изволили бы полистать?

Не изволят. Да в том же издательстве "Захаров" редакторесса отшатывается как черт от ладана:

— Нет-нет, даже не думайте приезжать: я так труднодоступна!

Сплошные Тянь-Шани и Джомолунгмы.

Да в тех же "Аргументах и фактах" выходит очерк под названием "Мальчик, недобитый Сталиным". И бесплодно терзаешь многоканальный телефон:

— Здравствуйте, это как раз я тот мальчик, недобитый Сталиным. Оснастите меня телефоном выпускающего редактора, чтобы я мог выразить благодарность "Аргументам и фактам".

— Не положено.

— Послушайте, девушка, я тот самый мальчик, недобитый Сталиным, Моралевич А.Ю, лауреат сраного Золотого пера Союза журналистов, бессчетный лауреат премий за лучший фельетон года, сам себе обрыдший классик словесности, писатель, неологист, стилист, афорист, орфоэп и еще черта в ступе. Ну, хотите в подтверждение хотя бы такой афоризм: "Русские — это даже непереносимей зимы, поскольку русские не кончаются" Позвольте мне всего в двух словах выразить благодарность руководству редакции.

— Не положено.

— Тогда дайте мне служебный телефон очеркистки Марины Мурзиной, чтобы я мог поблагодарить её.

— Не положено.

— В таком случае запишите мой домашний телефон, чтобы Мурзина позвонила мне. У меня есть ещё пикантнейшие детали в дополнение к её очерку.

— Прошу не выражаться по телефону. Мы чужих не записываем.

Как жить в таких условиях, как контактировать с отечеством?

А рассылать сочинения почтой? С уведомлением о вручении, заказными письмами? Пусть даже по нынешним канонам редакции в переписку с авторами горделиво не вступают, рукописи не рецензируют и не возвращают?

Так три письма отправил я в газету "Московский комсомолец", более известную в народе под названием "Московский христопродавец" — и ответа не получил.

Пять сочинений отправил я в "Новую газету", безусловно тематически и гражданственно лучшую газету страны. И даже жалобно приписал в конце: "Буде фельетоны редакцию не заинтересуют — прошу: пусть самый микроскопический сотрудник редакции снимет трубку и по прилагаемому телефону обронит в неё всего десять слов: "Мурулевич? Ваши словесные экзерсисы — говно. Просим более "Новую газету не тревожить".

Но, видимо, сплошь корифеями укомплектован штат "Новой газеты" и не нашлось там сотрудника нужно микроскопизма.

Тут с приязнью подумалось мне о треклятом большевизме, как многим думается о нем теперь. Уж тогда из пяти предложенных — но два-то мои сочинения выходили в свет! Пусть оскопленные, обезображенные правками — но выходили1 И удавалось, отстаивая их образность, подлежащие и сказуемые, сиживать глаза в глаза с такими редакторскими небожителями, как Грибачев, Софронов, Кочетов, Ненашев, Аджубей… И вот-те нынешняя процентовка: из восьми текстов не прошло ни одного! И ни одного личного контакта!

Так, может быть, выработался, выдохся старый конь, портит борозду? И, как писал о себе самокритично С. Есенин:

И чем, чем потрафить современной журналистике, с чем гражданственным пробиться к читателю?

Да хоть вот с чем: пять лет назад, всего-то навидавшийся в журналистике, ахнул я, раскрыв "Новую газету". Никогда не бывало такого во все времена: на специальной глухой четырехполосной вкладке был здесь напечатан грандиозный трактат под названием "Крепость Россия" Сообщалось, что сам Путин так штудировал в Кремле трактат, что едва торчал ушами из разлома страниц. Ну, конечно, и все присные его, говоря библейским языком, "и осла его, и вола его" — вникали в каждую строку трактата.

И, батюшки мои, автором, наущающим Кремль, как ему приструнить россиян, был хорошо известный мне человечек, которого, когда был он младенцем, даже пару раз тетешкал я на руках. Тогда-то младенец звался Мойше Залманович Гринман, но теперь не менее как Михаил Зиновьевич Юрьев, миллиардер, вседержитель производства дрожжей "Пузырек", стерженьков к шариковым ручкам и пр., пр. А уж государственных постов в недавние годы занимал ЮРЬЕВ- что не хватит для описания и производимых им стерженьков, потребны паркеровские и "Crown Hi Jell".