Шимун Врочек - Рим 2. Легионы просят огня

— Ты спрашивал, зачем мне это? — Тиуториг понюхал вино, но отодвинул чашу в сторону. Как обычно. Он никогда не пьет. — Хорошо, я отвечу. Но сначала — почему тебе нужно знать, чего я хочу?

— Мотивы — это важно.

— Почему мотивы важнее человека?

— Ну… — Арминий улыбнулся. — Считается, если знать, чего человек хочет, то можно понять, что он в итоге сделает. Я хочу знать.

Тиуториг усмехнулся в ответ. Жесткие голубые глаза смотрели равнодушно. Арминию стало не по себе. Этот однорукий пугает. С ним наедине все время — как в клетке с диким зверем.

— Человек — это очень неординарная тварь, — сказал Тиуториг. — Часто он желает совсем не того, к чему стремится. Мы порой делаем зло, причиняем боль… и сами не понимаем, почему. Я думаю: ярость всегда обитает где-то внутри нас, в самой глубине души.

— Поэтому ты ненавидишь римлян?

Тиуториг поднял брови.

— Ненавижу?

— Но…

— Я их просто убиваю. Без ненависти. Ты удивлен?

— Пожалуй.

Тиуториг усмехнулся.

— Ты не очень любишь людей, верно? — мягко спросил Арминий.

Однорукий пожал плечами.

— Это моя природа, — как если бы сказал: птицы летают. — Там, откуда я родом, нас учили видеть в людях хорошее. Учили быть смелыми, и честными, и верными слову. Учили, что есть на свете настоящая правда и настоящая справедливость. Забавно, правда? Если прошлое можно вывернуть наизнанку, как старый мешок, то в чем смысл самого понятия "прошлое"? Раньше я считал, что прошлое — это то, что уже прошло. И не может быть изменено. Основное качество моего прошлого — неизменность и постоянство. Но его больше нет. Неизменности — нет. Постоянство — вы смеетесь?!

Век вывихнул сустав…

И я рожден, чтобы исправить вывих этот.

Но вместо этого я вывихнул свои мозги. Прошлое исчезло. Совсем.

Чтобы управлять чьим-то будущим, нужно уничтожить его прошлое…

Какой-то Оруэлл просто.

— Оруэлл? — переспросил Арминий. Но знал, что пояснений не дождется. Странного все же помощника выбрал для него Пасселаим.

Тиуториг схватил чашу с вином и выпил, не отрываясь. Кадык дернулся вверх-вниз.

Пот выступил на шее. Тиуториг допил.

Перевернул чашу, встряхнул — ни капли.

С грохотом стукнул ей по столу. Чаша отскочила. Упала со стола и со звоном откатилась куда-то под лавку.

Тиуториг выпрямился. Глаза горели.

Человек в серебряной маске словно услышал отчетливый щелчок. Миг — и лицо однорукого изменилось.

— Я все сделаю. Кстати… — он остановился на пороге, повернул голову. — Я не убил его. Как ты и просил.

Когда Тиуториг ушел, Арминий, он же человек в серебряной маске, покачал головой.

Какой интересный человек, этот однорукий. Необычный.

И… и…

И все-таки жаль, что в этот раз яда в вине не было.

— Легат, вы должны это видеть.

— Что такое, Тит? — я замолкаю. Оглядываюсь. Мда.

Раннее утро, солнце еще не взошло. На валах и кривом частоколе лагеря сидят серо-коричневые нахохлившиеся птички.

Молча.

Неподвижно.

Их тысячи. Центурион присвистывает. Воробьи равнодушно смотрят на центуриона.

От болот, обтекая островки деревьев, тянется белесый туман. Наплывает волнами, клубится…

— Не нравится мне это, — голос Тита Волтумия хриплый и надсаженный. — Что они делают?

Вчера центурион орал команды так, что птицы на лету глохли и падали на землю. Сегодня он говорит чуть тише обычного. И чуть более хрипло.

— Ждут.

— Чего? Они же не вороны…

Я качаю головой. От усталости и недосыпа перед глазами — марево. А, может быть, от вчерашнего удара по голове.

Вороны? Было бы смешно, если бы у меня оказалась фигурка Ворона. Они известные любители трупов…

— Верно. Воробьи — не падальщики. Воробьи — проводники душ.

Тит Волтумий оглядывает птичье воинство и говорит:

— Много же их.

— Это точно.

От болот доносится запах застоявшейся воды и мха. И крови. Я слышу торопливые шаги.

— Легионер Виктор! — докладывает "мул".

Я мгновенно поворачиваюсь.

— Что Виктор? Где он?

— Гемы его утащили, легат.

— Что-о?! Куда?!

…Сигнал единственной уцелевшей буцины разносится над лагерем. Общее построение.

Я оглядываю легионеров. Посеревшие, небритые, осунувшиеся лица.

— Приготовиться к вылазке, — говорю я. — Я возьму вторую когорту.

Вторая — это когорта Тита Волтумия. Вернее, то, что от нее осталось. Человек триста.

— Разумно ли это… — начинает Эггин, но я обрываю:

— Нет.

Два с половиной месяца назад. Рим, форум.