Шимун Врочек - Рим 2. Легионы просят огня

Лицо Сегеста покраснело, шея вздулась от сдерживаемой ярости. Глаза бешеные.

— Я принимаю твою верность, — сказал Арминий. По толпе вождей снова пошел гул. — Кстати, твои воины нужны мне сегодня. Прямо сейчас.

Сегест, помедлив, кивнул своему человеку. Тот выбежал прочь.

Сегест прочистил горло.

— Туснельда… моя дочь…

— Теперь она — моя жена.

Молчание. Лицо Сегеста пошло багровыми пятнами.

— Но, конечно, — Арминий холодно и учтиво склонил голову. — Ты в любой момент можешь ее увидеть. И будущих внуков, когда настанет такое время, конечно, тоже.

— Она… Туснельда выбрала тебя?

— Тебя это удивляет? Хочешь, чтобы она сказала это сама? — тон Арминия — самый благожелательный. — Я прикажу позвать ее… и ты услышишь все лично.

— Нет!

Молчание.

— Арминий, — произнес наконец Сегест. Кажется, больше ненависти вложить в одно слово невозможно.

— Я слушаю, царь хавков.

Римское "rex" прозвучало как издевка. Кадык на шее Сегеста дернулся.

— Следи за своей женой, Арминий. Хорошенько следи, — глухо произнес Сегест. Грузное тело внезапно одряхлело, обвисло, словно из него вынули все кости. — Предала отца… предаст и мужа.

Арминий молчал.

Сегест, царь хавков, шаркающей стариковской походкой вышел из дома. Он словно постарел на двести лет.

— Продолжим, — Арминий, герцог всех германцев, выпрямился. — Кто следующий?

Семнадцатифутовая земляная стена преграждает нам путь. На ней возвышаются темные фигуры. Гемы. Их тысячи. Их тысячи тысяч.

Когда они успели построить эту стену?!

Я приглядываюсь. Так вот в чем дело.

Слева — болото, справа — песчаные холмы. На холме тоже выстроена земляная стена, чтобы мы не смогли обойти преграду с фланга.

Арминий завел легионы в западню. И не оставил нам ни единого шанса.

Я молчу.

Почему я не убил его, когда мог? До того, как он повесил мне на уши эту чушь про ожившего брата?!

— Легат?

Я говорю:

— Приготовиться к атаке. Центурионов — ко мне! Быстро!!

Общее собрание гудит, спорит и звякает железом.

Воины не понимают:

— Так мы идем помогать римлянам? Или бить их?

— Там решим.

— Тихо вы! Сегест будет говорить!

Голоса смолкают. Сегест выходит и начинает говорить.

Мы увязли — как увязает острие копья в твердой и гибкой древесине ясеня. Мы бьем и бьем, а нас отбрасывает и отбрасывает. Трупы моих солдат устилают склон перед валом. Во рву лежат друг на друге остатки трех легионов.

— Вперед! — кричу я в очередной раз. Если мы преодолеем эту преграду, мы выиграли. Мы прорвались. Я взбираюсь на вал…

Краем глаза замечаю движение.

Я даже успеваю повернуться… вскинуть руку…

Удар.

Я проваливаюсь в темноту.

ЛЕГАТ. ЛЕГАТ. ЛЕГАТ.

Тысячи голосов. Тысячи тысяч.

С трудом выныриваю. Голова раскалывается, руки словно в огне. И такое ощущение, что меня пропустили через жернова для зерна.

Я чувствую себя… перемолотым.

— Что это было, Тит?

— Свинцовый шарик, — говорит он. — Из пращи запустили. А потом по вам прошлись гемы, потом наши, а потом ребята вас вытащили. Только я не Тит.

А кто?

Сквозь звон я силюсь разглядеть лицо солдата.

— Тит?

— Старший центурион Тит Волтумий погиб, — отвечают мне. — Разве вы не помните?

Интонация кажется мне знакомой.

— Виктор, ты?

Фигура медлит и качает головой: нет.

Жаль.

— Марк Скавр?

Пауза. Какая-то очень длинная. В целую вечность…

— Их больше нет, легат.

Падающий на трупы снег…

— Да, конечно. Я помню. Что случилось?

Потом вспоминаю. Мы вышли из лагеря. Мы прошли с боем сквозь варварские войска.

Мы уперлись в стену. Почти прошли ее. И какие-то новые германцы раздолбали нас в пух и прах.

— Кто это был? — спрашиваю я. — Те, новые гемы?

Солдат наклонился и сплюнул.

— Хавки, — нехотя сказал он.

— Хавки? — я переспрашиваю. Значит, Сегест предал своих союзников римлян.

Предал нас.

Мне помогают сесть.

Я смотрю, как к германским укреплениям на склонах подходят все новые воины. Их много. Их тысячи. Это идут хавки.

Я готов кричать…

Я молчу.

Сегест только что перекрыл нам единственный возможный выход.

К восходу лошадь пала. Марк коленями почувствовал уходящую вниз пустоту — и успел соскочить с падающего жеребца.

Некоторое время он стоял, не в силах пошевелиться, глядя на тяжело поднимающиеся бока лошади. Встряхнулся и пошел дальше.