Эдуард Тополь - Китайский проезд

– Винсент! – сказала она укоризненно.

– На этот раз я не шучу, – произнес он и без всякой улыбки пытливо посмотрел ей в глаза.

От этого взгляда нельзя было отвернуться или отделаться шуткой.

Александра замерла, улыбка сползла с ее лица. И какая-то особая взаимопритягательная энергия вдруг потекла по их летящим друг к другу взглядам.

Медленно, почти безотчетно Александра приблизилась к Винсенту, наклонилась над ним и прильнула к его губам.

Он закрыл глаза.

Врач и медсестра принужденно улыбались. Но поцелуй затягивался не на шутку, это уже выходило за пределы платоники. Винсент обнял Александру за плечи, его тело напряглось под больничным одеялом и аркой восстало навстречу ее телу, и Александра, слабея, уже прижималась к нему всей грудью – не только как к отцу, которого у нее не было с трех лет, но и как к мужчине, которого у нее не было, оказывается, никогда…

Врач кашлянул, потом еще раз, громче.

Александра с усилием оторвалась от Винсента, а он, не открывая глаз, упал спиной на койку и произнес умирающим голосом:

– О Бог, я умираю… Доктор…

– Ой! Доктор! – испуганно вскрикнула Александра и схватила его за руку.

Винсент открыл глаза:

– Я пошутил, Саша. Я люблю тебя. Я люблю тебя всем своим больным, черт его побери, сердцем.

– Вы сукин сын! Я же правда испугалась!

На телеэкране под звуки гимна американский и русский президенты шли вдоль строя почетного караула.

– Я думаю, на сегодня достаточно, – сказал врач.

– Секунду, док! – попросил Винсент и жестом подозвал врача к себе поближе. – Мне нужна бутылка шампанского.

– Да вы что! – возмутился доктор. – Это больница!

– Com'on, doc! Это «кремлевка». У вас тут есть все.

– Винсент, не нужно! – сказала Александра и усмехнулась: – Я все равно не пью сегодня.

Но Винсент отмахнулся:

– Конечно, пьешь! Сегодня мой день рождения. Ради этого и Клинтон прилетел.

– И Клинтон, и Ширак, и даже мой друг Коль прилетели сюда не для того, понимаешь, чтобы меня поддержать. Конечно, мы обнялись перед камерами, они сказали какие-то слова для прессы. Но… Главное случилось вчера в Спасо-Хаус. Клинтон закатил ужин моей оппозиции и позвал на него Зю Гана. Всех остальных – ладно, это мелочь. Но коммунистов! То есть если в США они устроили ему смотрины, то здесь это было почти сватанье. Они, понимаешь, посчитали: раз у нас с ним одинаковый рейтинг, то и шансы равные. Чего ж им не подкормить будущего коммунистического президента…

Ель Тзын, толкая детскую коляску со спящим младенцем, неспешно шел по весеннему парку на своей-ближней даче в Завидове – медлительный и крупный, роняющий короткие тихие фразы, как Брандо-Корлеоне в разговоре со своим сыном Майклом. Только вместо сына рядом с президентом шла его дочь.

– И вот тебе первый, понимаешь, результат, – продолжал он. – Международный валютный фонд заморозил нам очередной транш, триста сорок миллионов долларов. А мне сегодня мой шофер говорит… Ему, понимаешь, весь кремлевский автопарк поручил сказать мне, что они уже третий месяц без зарплаты. То есть денег в казне вообще нет – все разворовали, мерзавцы! Но просить у Клинтона я не буду.

– А у Коля? – негромко спросила дочь.

– Просить ни у кого нельзя, запомни! Кто просит – уже проиграл. Даже если выпросил. Нет, всегда делай так, чтобы сами пришли и дали.

– Но как? Мне уже нечем даже плакаты оплатить!

– Знаю. Ты круто развернулась. Это хорошо. Хотя и у тебя, понимаешь, воруют. – Он жестом остановил ее ответную реплику. – Не важно. Думаешь, у Клинтона все чисто? Но проверять мы будем не твоих орлов, с ними потом… А сейчас… Раз у нас нет денег, то Зю Гану тем более пора перекрыть кислород. Поэтому назначишь его банкам проверку. Настоящую. И всем остальным, кроме Ле Ведя. Когда перекроешь кислород всем, кроме него, он поймет. И придет к тебе торговаться.

– Ко мне? – удивилась дочь.

– Он придет к тебе, чтобы прорваться ко мне. Но принять его должен твой помощник, не выше. А ты будешь делать вид, что он нам вообще не нужен. Мол, лишишь его банк лицензии и – все, нет генерала. Понимаешь? Нужно, чтоб он сам стал на задние лапы…

В глубине аллеи возникла фигура генерала Бай Су Койя, он стремглав бежал к президенту.

– Видишь? – сказал дочери президент. – Так никогда не бегай. И сыну не разрешай. – И предупредительно поднял руку, приказал подбежавшему генералу: – Тихо. В чем дело?

– Едут, товарищ президент! – доложил Бай Су Кой. – Уже въезжают!