Пол Остер - Невидимый (Invisible)

И все же, походы к стеллажам иногда ведут к неожиданным открытиям, и облако скуки, запеленавшее тебя, мгновенно улетучивается. Находка издания 1670 года Потерянного Рая , например. Это не было первое издание 1667-го, но очень близко, и экземпляр был отпечатан во времена Мильтона, книга, которую мог держать в своих руках поэт, и ты благоговейно смотришь на этот том, не спрятанный в сейфе редких книг с контролируемой температурой и просто стоящий, открытый для всех, на вонючей полке. Почему подобные находки были так важны для тебя, почему твои руки начинали дрожать, открыв книгу и проглядывая страницы? Потому что ты провел несколько месяцев до этого, погрузившись в Джона Мильтона, изучая Мильтона более глубоко, чем других поэтов. Во время мучительной весны Рудольфа Борна ты был одним из студентов, посещавших класс Эдварда Тайлера, знаменитый курс отличного учителя, и лекции его и семинары, осторожно пробираясь сквозь Ареопагитика, Потерянный Рай, Возвращенный Рай, Самсон-Борец и его небольшие произведения, и, полюбив его творчество, превосходившее работы современников, ты чувствуешь внезапный прилив счастья, наткнувшись внезапно на эту книгу, эту трехсотлетнюю книгу во время печальных кругов по бибилиотеке.

К сожалению, такие моменты счастья нечасты. Не то, чтобы ты был несчастлив, находясь здесь, на работе в библиотеке, но с течением времени часы, проведенные тут, накапливаются, и становится чрезвычайно трудно для тебя сохранять свежими мозги, какой бы глупой деятельностью они не были бы заняты. Чувство нереального вторгается в тебя каждый раз, когда ты идешь между беззвучными стеллажами, чувство, что тебя, по-настоящему, здесь нет, и что ты заключен в тело, переданное тебе. Однажды, после обеда, спустя две недели, как ты заслужил работу библиотечного пажа блестящей сдачей экзамена, ты ковыряешься на одной из полок в проходе средневековой истории Германии, и тебя едва не сносит с катушек от того, что кто-то стучит пальцем по твоему плечу. Ты инстинктивно разворачиваешься с кулаками — без сомнения кто-то прокрался незамеченным в запретную зону, чтобы ограбить первого попавшегося — и, к твоему облегчению, это мистер Гойнс, печально смотрящий на тебя. Не говоря ни слова, он поднимает правую руку, сгибает указательный палец и нетерпеливым знаком приглашает следовать за ним. Этот человечек утиной походкой ковыляет в конец прохода, поворачивает направо, проходит один ряд стеллажей, потом другой и делает еше один правый поворот к книгам средневековой истории Франции. Ты с твоей тележкой только что был там двадцать минут тому назад, положив несколько книг о жизни в Нормандии десятого века; и, как раз, мистер Гойнс идет прямиком туда, где ты был. Он указывает на полку и говорит, Посмотрите на это, и ты, наклонившись, смотришь. Сначала ты не замечаешь ничего необычного, но затем мистер Гойнс вытаскивает две книги, разделенные между собой тремя-четыремя томами. Твой начальник придвигает эти две книги прямо к твоему лицу, чтобы ты наверняка увидел их коды Дьюи, отпечатанные на корешках, и только тогда ты замечаешь свою ошибку. Ты перепутал их места друг с другом. Пожалуйста, говорит мистер Гойнс, чуть высокомернее, чем обычно, больше не делайте этого никогда. Если книга стоит не на своем месте, она может быть потеряна для всех двадцать лет или больше, может, и навсегда.

Конечно, это ерунда, но ты все равно унижен своей неряшливостью. Не то, чтобы эти две книги могли быть потеряны (они стояли на одной полке, почти рядом друг с другом), но ты понимаешь, на что мистер Гойнс пытался указать; и, хотя ты недоволен выкомерным тоном, ты извиняешься и обещаешь, что будешь более тщательным в будущем. Ты думаешь: Двадцать лет! Навсегда! Ты заворожен этими словами. Поставь что-то не на свое место, и, даже если это что-то и существует — прямо перед твоим носом — оно может исчезнуть навсегда.

Ты возвращаешься к своей тележке и продолжаешь расставлять книги на полках средневековой истории Германии. До сих пор ты и не знал, что за тобой следят. От этой мысли появляется неприятный вкус во рту, и ты говоришь себе, чтобы был осторожен, всегда наготове, даже в самых сонных уголках университетской библиотеки.

Экспедиции по расстановке книг съедают почти половину рабочего времени. Другая половина проходит за небольшим столом на одном из верхних этажей в ожидании, когда по пневматической трубе в небольшом контейнере из внутренностей здания придет лист заказанных книг. Контейнер издает характерный клацающий звук на всем пути к месту назначения, и ты легко можешь узнать о посланном заказе с самого запуска. Трубы равномерно расходятся по этажам хранилища, а ты всего лишь один из пажей, сидящих на своих этажах, и тебе никак не узнать, движется ли очередной контейнер с листом заказа к тебе или к какому-то другому работнику. Ты не знаешь этого до самой последней секунды, когда металлический цилиндр вылетает из отверстия в стене позади тебя и приземляется в коробке с глухим стуком, отчего загораются несколько десяток красных лампочек на потолке, расположенных по всему этажу. Эти лампочки необходимы, если, как это бывает часто, ты отойдешь от своего стола в поисках книги, и, когда прибывает заказ, то свет на потолке об этом сообщит тебе. Если ты не ушел никуда, тогда ты вынимаешь лист из цилиндра, находишь книги, возвращаешься к рабочему столу, закладываешь лист между томами (убедившись, что верх высовывается наружу из книг), закладываешь заказ в грузовой лифт в стене позади стола, и нажимаешь кнопку второго этажа. Завершая сию операцию, ты возвращаешь пустой контейнер, запихивая его в отверстие в стене. Ты слышишь желаемое вуущь , издаваемое затянутым вакуумом цилиндром, и часто ты остаешься здесь на короткое время, чтобы послушать звуки клацающей ракеты, удаляющейся от тебя к нижним этажам. После этого ты возвращаешься к своему столу. Ты усаживаешься на стул. Ты сидишь и ждешь очередного заказа.