Екатерина Горбунова - Дом 16/1 (СИ)

В визитах Вадима Алексеевича надобность отпала. При первом удобном случае девушка сообщила ему об этом. Мужик поначалу давил на жалость: мол, прикипел к ней душой. Даже жениться предлагал, хотя уже пять лет как был женат на Ларисе. Но видя, что его посулы не действуют на Софью, сменил тактику и стал угрожать расправой, потом самоубийством, потом еще чем-то…

Сонечке это порядком надоело – слишком напоминало мексиканские страсти: на экране, вроде, ничего, а с жизнью несопоставимо. Девушка пригрозила, в свою очередь, что пожалуется Ларисе. А у той были связи, и это могло повлиять на бизнес мужчины. Вадим Алексеевич замолчал и ушел. И больше не приходил.

Впрочем, недостатка в поклонниках у Софьи не было. Они приходили… и уходили, не оставляя ничего в ее душе. Девушка считала, что денег ей и своих хватает и тратить их приятнее на себя, а не на какого-то чужого самца. Это стало ее принципом. Замуж она не собиралась. Ребенка тоже не хотела. Пока.

Так она жила два года. В день ее двадцатипятилетия случилось невероятное: позвонила плачущая Лариса и попросила приехать. В потоке всхлипываний и причитаний Сонечка разобрала, что Вадим Алексеевич ушел к молоденькой и подал на развод. Это была приятная новость. И стоило посмотреть на уничтоженную мачеху. Хотя этого добилась и не она, Сонечка.

В необыкновенно легком расположении духа девушка села в свою «девятку» и домчалась до дома Ларисы. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее увозят на «скорой помощи» в больницу: женщина пыталась покончить с собой, выбросившись из окна… Это огорошило Сонечку, этого она не ожидала совсем. Но жалости не было. Только голову сверлила мысль, что придется теперь тратиться на фрукты и терять время в больничной палате…

Если бы девушка знала, во что именно выльется поступок Ларисы, она бы непременно сама покончила с собой. Потому что Лариса не умерла, не встала на ноги – нет, она осталась жить, но… полностью парализованной. А поскольку выяснилось, что Вадим Алексеевич уже успел оформить развод и других родственников у мачехи не оказалось, Соне пришлось опеку оформить на себя. Она продала Ларисину квартиру, не отдав ни копейки ее сбежавшему мужу, который, ни на что, к его чести, не претендовал.

Теперь девушка принимала пациентов на дому. Она огородила ширмой кровать, на которой лежала мачеха, а сама делала желающим массаж на жесткой тахте или прямо на полу. Периодически во время ее работы раздавался протяжный стон парализованной женщины, и клиенты принимались восхвалять Сонино мужество и терпение, советуя ей не отчаиваться.

Эта ситуация напоминала девушке детство, только персонажи теперь поменялись ролями. К тому же ей, в отличие от Ларисы, роль доброй самаритянки удовольствия не приносила.

Софья исправно давала мачехе лекарства, кормила ее с ложечки, как младенца, меняла памперсы, мыла, но чувствовала при этом такую ненависть, что не высказать. Она и с врачами консультировалась лишь в надежде, что Ларису удастся поднять на ноги и она заживет своей жизнью. Нет, личная жизнь девушки почти не изменилась (?). Сонечка платила медсестре, и та приходила каждый вечер на три-четыре часа, позволяя девушке сбегать, куда ей хотелось.

Уставала Софья ужасно, а конца и края никак не предвиделось. Однажды, впрочем, ей показалось, что, наконец, началась ремиссия. Лариса вполне осмысленно уставилась на нее и даже попыталась что-то сказать, но у нее ничего не вышло, она заплакала. Слезы текли и текли из потухших глаз.

Девушка принялась обзванивать лечащих врачей, однако к приезду самого первого из них мачеха снова впала в беспамятство. Еще раз добиться каких-нибудь улучшений не удалось.

Так они и жили. Парализованная женщина за ширмой и молодая симпатичная Сонечка с неиссякаемой ненавистью в душе. Причем, девушка была уверена, что мачеха испытывала бы те же чувства к ней, будь она на ее месте. Но вердикт докторов был неизменен: Лариса находилась в «растительном» состоянии, а выйдет она из него или нет, было ведомо одному лишь Богу.

Пару раз Софья доставала из заветного тайничка темную бутылочку (раздобыла по великому блату, переплатила с лихвой) с надписью «Осторожно, яд» на этикетке, но применить содержимое не решалась. И дело было не в том, что она боялась, что ее обвинят, осудят. Никому бы и в голову не пришло, что Лариса умерла не сама: жидкость гарантировала паралич мышц организма, моментальную смерть и практически бесследно рассасывалась в теле. Однако рука сама останавливалась на полпути к склянке. Девушка не могла дать этому объяснения. И даже записалась на прием к психотерапевту.