Франсуаза Саган: Сигнал к капитуляции

Она открыла глаза. В комнату ворвался резкий, решительный ветер. Занавески на окне надулись, как паруса. Цветы в большой напольной вазе покорно поддались его напору. Ветер разворошил ее сон. То был весенний ветер: впервые в этом году пахнуло весной. Он принес с собой запахи земли и леса, пронесся по парижским предместьям, по улицам, пропитанным парами бензина. И вот, легкий и задиристый, впорхнул к ней в комнату, чтобы напомнить еще до пробуждения, что жизнь прекрасна.

Она снова зажмурилась, перевернулась на живот и, не отрывая лица от подушки, пошарила по полу у кровати в поисках часов. Наверно, опять где-то оставила. Вечно все забывает. Еще темно, ставни в доме напротив закрыты. Этот ветер определенно рехнулся — будить в такую рань! Она забралась обратно в постель, закуталась в простыни и несколько минут пыталась снова заснуть.

Ничего не получалось. Ветер разгуливал по комнате и выдувал сон, бесчинствовал среди податливо гнувшихся роз, бешено надувал занавески. Время от времени он проносился у нее над головой, обдавая запахами деревни, умоляя: «Пошли гулять, пройдись со мной!» Разморенное сном ленивое тело отказывалось внимать его зову, обрывки снов еще трепыхались по окраинам сознания, но улыбка уже растягивала губы. Утро, сельское утро… Четыре платана у террасы. Контуры их огромных листьев на фоне светлеющего неба, цокот собачьих коготков по гравию. Вечное детство. Воспоминания ранних лет… Сколько раз на них обрушивались писатели и психоаналитики. Сколько довелось выслушать излияний на тему «когда я был ребенком…». Что придает этим воспоминаниям неистребимое очарование? Быть может, ностальгия по беззаботности, царственной и безоглядной, по безвозвратно утраченной беспечности? Но у нее была тайна: она беспечности так и не утратила и чувствовала себя совершенно беззаботной.

Мелькнувшие воспоминания побудили ее вскочить на ноги. Она поискала глазами халат и не нашла. Кто-то убрал его на место, но куда? Вздохнув, она открыла шкаф. Никогда она не привыкнет к этой комнате. Как, впрочем, и к любой другой. Обстановка всегда ее мало трогала. Правда, эта комната и впрямь весьма красива: высокие потолки, оба окна выходят на левый берег, на полу большой ковер в серо-голубых тонах. Он радует взгляд, и по нему приятно ходить босиком. Кровать точно остров в сопровождении двух рифов — тумбочки у изголовья и низкого стола в простенке между окон. Шарль сказал, что комната выдержана в превосходном стиле, а уж он-то разбирается. Ну, вот и нашелся злополучный халат — между прочим, шелковый. Что ж, роскошь и в самом деле весьма приятная штука.

Она вошла в комнату Шарля. Окна закрыты, ночник горит. Никакой ветер не тревожит его сон. На ночном столике аккуратно расположились снотворное, сигареты, зажигалка, бутылка минеральной воды. Будильник заведен ровно на восемь. Только недочитанный «Монд» валяется на полу. Она присела на край кровати и принялась разглядывать Шарля. Красивый пятидесятилетний мужчина. Черты лица кажутся несколько безвольными. Во сне он всегда выглядит несчастным, а нынче как-то особенно. Он богат, у него фирма по торговле недвижимостью. С людьми сходится трудно: мешают его вежливость и робость. Такое сочетание зачастую производит впечатление холодности. Они уже два года вместе, если можно называть совместной жизнь, когда люди обитают под одной крышей, вращаются в одном кругу и время от времени спят в одной постели… Он отвернулся к стене и слегка застонал. В который раз ей пришла мысль, что он несчастлив из-за нее. Впрочем, то же было бы при любой другой, если она моложе его на двадцать лет и помешана на собственной независимости. Стараясь не шуметь, она взяла с тумбочки сигарету, закурила и снова подняла глаза на Шарля. Волосы тронуты сединой, бескровные губы, на красивых руках проступают вены. В ней шевельнулась нежность. Такой добрый, умный и такой несчастный! Ей нечем ему помочь. Нельзя жалеть человека за то, что он родился на белый свет и что ему суждено умереть. Она слегка закашлялась. Зря закурила. Нельзя курить натощак. Впрочем, нельзя также много пить, слишком быстро водить машину, чересчур усердно заниматься любовью, перетруждать сердце, транжирить деньги. Ничего нельзя. Она зевнула и решила поехать прокатиться, отправиться за город в погоню за весенним ветром. Ведь ей не надо сегодня на службу. Ей вообще не надо работать — благодаря Шарлю у нее в этом нет нужды.