Джеймс Джойс - Собрание ранней прозы

Он открыл дверь аудитории и остановился в сером и зябком свете, пробивавшемся сквозь пыльные окна. Чья-то фигура, присевшая на корточки, виднелась у большой каминной решетки; худоба ее и седины сказали ему, что это декан разжигает огонь в камине. Тихо затворив дверь, Стивен подошел ближе.

— Доброе утро, сэр! Не надо ли вам помочь?

Священник вскинул глаза.

— Минутку, мистер Дедал, — сказал он, — и вы увидите. Разжигать камин — целая наука. Есть науки гуманитарные, а есть науки полезные. Это как раз одна из полезных наук.

— Я постараюсь ей научиться, — сказал Стивен.

— Не переложить угля, — продолжал декан, действуя проворно руками, — в этом главный секрет.

Он вытащил из боковых карманов сутаны четыре свечных огарка и ловко их разместил среди угля и скрученной бумаги. Стивен наблюдал за ним молча. Коленопреклоненный на каминной плите, раскладывающий бумажные жгуты и огарки, он больше, чем когда-либо, походил на левита Господа, смиренного служителя, приготовляющего жертвенник к жертве в пустом храме. Подобно грубой одежде левита, изношенная выцветшая сутана облекала коленопреклоненную фигуру, которой было бы неловко и тягостно в пышных ризах или в обшитом бубенцами ефоде. Сама плоть его стала ветха деньми в скромном служении Господу — храня огонь на алтаре, передавая конфиденциальные сообщения, опекая чад мира сего, тотчас карая, когда прикажут, — однако не обрела благодати красоты, присущей святости или духовному сану. Да что там, и сама душа его стала ветха деньми в этом служении, не возвысившись к свету и красоте, не источая благоухания святости, — умерщвленная воля, столь же глухая к радости своего смирения, сколь старческое тело его, сухое и узловатое, покрытое серым пухом с серебристыми кончиками, было глухо к радостям любви или битвы.

Оставаясь на корточках, декан следил, как загораются щепки. Чтобы заполнить пару, Стивен сказал:

— Думаю, что я не сумею разжечь огонь.

— Ведь вы художник, не так ли, мистер Дедал? — сказал декан, поднимая взгляд и помаргивая выцветшими глазами. — Назначение художника — творить прекрасное. Но что есть прекрасное — это уже другой вопрос.

Он медленно, сухо потер руки перед таким затруднением.

— Можете ли вы этот вопрос разрешить? — спросил он.

— Аквинат, — отвечал Стивен, — говорит так: Pulchra sunt quae visa placent [119] Прекрасно то, что приятно для зрения (лат.). .

— Вот этот огонь приятен для глаз, — сказал декан. — Является ли он вследствие этого прекрасным?

— Постольку, поскольку он постигается зрительно — а это, я полагаю, означает эстетическое восприятие — он является прекрасным. Но Аквинат также говорит: Вопит est in quod tendit appetitus [120] Благо то, к чему устремляется желание (лат.). . Постольку, поскольку он удовлетворяет животную потребность в тепле, он благо. В аду, однако, он зло.

— Совершенно верно, — сказал декан. — Вы, несомненно, попали в точку.

Он быстро встал, подошел к двери, приоткрыл ее и сказал:

— Говорят, тяга весьма полезна в этом деле.

Когда он вернулся к камину, слегка прихрамывая, но бодрым шагом, Стивен увидел, как из глаз, лишенных цвета и лишенных любви, на него смотрит безмолвная душа иезуита. Подобно Игнатию, он был хром, но в его глазах не горело пламя энтузиазма Игнатия. Даже легендарное коварство ордена, коварство более тонкое и тайное, чем все их знаменитые книги о тайной и тонкой мудрости, не зажигало душу его апостольским рвением. Казалось, он пользовался приемами, знанием и хитростями мира сего, как предписано, только для вящей славы Божией, без радости от владения ими и без ненависти к злу, заключенному в них, но только лишь обращая их против самих себя смиренным, но твердым жестом — и казалось, что вопреки этому безгласному служению, он не питает никакой любви к своему учителю и разве что малую любовь к тем целям, которым служит. Similiter atque senis baculus [121] Подобно посоху старца (лат.). , он был, как того и желалось бы основателю ордена, — посохом в руке старца, годным и чтобы его поставили в угол, и чтобы на него опирались в непогоду или в пути ночью, и чтобы положили на садовую скамейку подле букета дамы, и чтобы угрожающе замахнулись им.

Поглаживая подбородок, декан стоял у камина.

— Когда же мы сможем от вас что-нибудь услышать по вопросам эстетики? — спросил он.

— От меня?! — с изумлением сказал Стивен. — У меня какая-то мысль заводится раз в две недели в лучшем случае.

— Это очень глубокие вопросы, мистер Дедал, — сказал декан. — Вглядываться в них — как смотреть в бездну морскую с Мохерских скал. Многие ныряют и не возвращаются. Лишь опытный водолаз может спуститься в эти глубины, исследовать их и выплыть обратно на поверхность.