Джеймс Джойс - Собрание ранней прозы

— Так значит я должна сидеть здесь и слушать, как издеваются над пастырями моей церкви?

— Да никто против них и слова не говорит, — вмешался мистер Дедал, — пока они не лезут в политику.

— Епископы и священники страны высказали свое суждение, — произнесла Дэнти, — и ему надо повиноваться.

— Если они не бросят политику, — сказал мистер Кейси, — то, знаете, народ может бросить церковь.

— Вот, вы слышите? — воскликнула Дэнти, повернувшись к миссис Дедал.

— Мистер Кейси! Саймон! Ну прекратите же, — молила миссис Дедал.

— Нехорошо, ох как нехорошо! — произнес дядя Чарльз.

— Что?! — вскричал мистер Дедал. — И мы должны были отступиться от него по английскому приказанию?

— Он больше уже не был достойным вождем, — сказала Дэнти. — Он был разоблаченным грешником.

— Мы все грешники, и притом злостные грешники, — холодно возразил мистер Кейси.

— Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят, — произнесла миссис Риордан. — Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих [82] Лк. 17: 1–2. . Таковы слова Духа Святого.

— И весьма скверные слова, если вам интересно мое мнение, — невозмутимо отвечал мистер Дедал.

— Саймон! Саймон! — забеспокоился дядя Чарльз. — Ведь тут мальчик.

— Да-да, конечно, — нашелся мистер Дедал. — Я ведь это о чем… носильщик на станции говорил весьма скверные слова… Все в порядке, господа, все в порядке. Стивен, давай-ка свою тарелку, паренек. Вот, заправляйся как следует.

Он наложил Стивену полную тарелку, а потом дяде Чарльзу и мистеру Кейси тоже положил по большому куску индейки с обильной порцией соуса. Миссис Дедал ела совсем мало, а Дэнти сидела, сложив руки на коленях, и лицо у нее было красное. Мистер Дедал принялся разрезать то, что было еще на блюде, а потом объявил:

— А вот самый лакомый кусочек, который зовется папский нос! Кто из дам и господ желает…

Он поднял перед собой кусок дичи на вилке. Никто не отозвался. Тогда он положил кусок на свою тарелку со словами:

— Ну что ж, мое дело предложить. Съем-ка я сам его, как-то я последнее время не в форме.

Подмигнув Стивену и закрыв блюдо крышкой, он снова принялся за еду.

Пока он ел, царило молчание. Потом он заговорил:

— Что же, день-то был славный, в конце концов. И в городе приезжих целые толпы.

Никто не отозвался. Он продолжал:

— Приезжих было больше, пожалуй, чем на прошлое Рождество.

Он поглядел вокруг, но у всех сидящих лица были уткнуты в тарелки. Ответа ему не последовало. Выждав минуту, он проговорил в сердцах:

— Испортили-таки мне рождественский ужин!

— Не может быть ни счастья, ни благодати, — сказала Дэнти, — в том доме, где нет почтения к пастырям.

Мистер Дедал с шумом швырнул на свою тарелку вилку и нож.

— Почтение! Это что, к Билли-губошлепу или к бочке с потрохами из Армаха? Почтение!

— Князья церкви! — процедил презрительно мистер Кейси.

— Ага, как конюх лорда Лейтрима, — добавил мистер Дедал.

— Они Божии помазанники, — сказала Дэнти. — Они честь нации.

— Бочка с потрохами, — произнес резко мистер Дедал. — Когда почивает, вы скажете — красавчик. Надо вам видеть, как этот гусь лопает свинину с капустой в зимний денек. Картинка!

Он скорчил на лице грубую тупую гримасу и зачавкал громко губами.

— Правда, Саймон, — сказала миссис Дедал, — при Стивене ты не должен так говорить. Это нехорошо.

— О, когда он вырастет, он припомнит все это, — с жаром вмешалась Дэнти, — припомнит все речи против Бога, и против религии, и против священников, что он наслушался в своем доме.

— И пусть еще он припомнит, — крикнул ей мистер Кейси через стол, — те речи, которыми священники и их шавки клеймили и загоняли в гроб Парнелла. Пусть он это тоже припомнит, когда вырастет.

— Сукины дети! — вскричал и мистер Дедал. — Едва он попал в беду, они его тут же предали, как крысы из помойки набросились. Подлые псы! Да они и смахивают на псов, я божусь!

— Они правильно поступили, — кричала Дэнти. — Они были послушны своим епископам и священникам. Честь и хвала им!

— Но это просто ужасно, — проговорила миссис Дедал, — даже такой единственный день в году не может у нас быть без этих ужасных споров.

Дядя Чарльз мягким жестом поднял вверх руки и сказал:

— Ну послушайте же, послушайте! Неужели мы все не можем высказывать свои взгляды, какие бы они ни были, не выходя из себя, не ругаясь. Это же так плохо.