Джеймс Джойс - Собрание ранней прозы

Ему расстегнули ворот и развязали галстук. На мгновение он открыл глаза, вздохнул и снова закрыл. Один из тех, кто перетащил его снизу, держал в руках перепачканный цилиндр. Управляющий спрашивал уже несколько раз, не знает ли кто-нибудь, кто этот человек или же где его дружки. Дверь бара отворилась, и вошел гигантский констебль. Толпа, шедшая следом за ним по переулку, сгрудилась у дверей, передние старались заглянуть в стекла.

Управляющий тут же начал рассказывать. Констебль, еще молодой, с грубыми неподвижными чертами лица, выслушивал. При этом он медленно водил головой из стороны в сторону, взглядывая то на управляющего, то на лежащую фигуру и словно опасаясь стать жертвой какого-то подвоха. Потом он стянул перчатку, извлек из-за пояса небольшой блокнот и, послюнив свинцовый кончик карандаша, приготовился писать протокол. С недоверчивыми провинциальными интонациями он спросил:

— Кто этот человек? Его имя, адрес?

Из кольца зрителей, раздвинув их, вышел молодой человек в костюме велосипедиста. Проворным движением он стал на колени рядом с пострадавшим и сказал, чтобы принесли воды. Констебль тоже опустился на колени помочь ему. Молодой человек отер рот пострадавшего от крови и сказал, что нужен бренди. Констебль несколько раз повелительно повторил приказ, и служитель наконец рысцой доставил стакан. Бренди с трудом влили неизвестному в горло.

Через несколько секунд он открыл глаза и посмотрел вокруг. Увидев обступившие лица, он словно понял что-то и попытался встать на ноги.

— Вам уже лучше? — спросил молодой человек в костюме велосипедиста.

– ‘Вунда, пвойдет, — произнес пострадавший, силясь подняться. Ему помогли встать. Управляющий заговорил про больницу, и некоторые стали давать советы. На голову неизвестному водрузили помятый цилиндр. Констебль спросил:

— Где вы проживаете?

Вместо ответа неизвестный начал подкручивать кончики усов. Он не придавал важности происшедшему. Просто ерунда, сказал он, мелкое происшествие. Он говорил очень неразборчиво.

— Где вы проживаете? — повторил констебль.

Неизвестный сказал, пусть ему найдут кеб. Данный пункт начал обсуждаться, и в это время из дальнего угла бара появился высокий светлолицый мужчина с подвижными манерами, в длинном желтом пальто. Увидев сцену перед собой, он воскликнул:

— Эй, Том, дружище! Что это тут стряслось?

– ‘Вунда, пвойдет, — отвечал неизвестный.

Пришедший обозрел его плачевное состояние и обернулся к полицейскому со словами:

— Не беспокойтесь, констебль. Я его доставлю домой.

Полицейский, коснувшись рукой фуражки, отвечал:

— Порядок, мистер Пауэр!

— Давай, Том, двигаем, — сказал мистер Пауэр, беря друга под руку. — Кости все целы. Как ты? Можешь идти?

Молодой человек в костюме велосипедиста взял пострадавшего под другую руку, и толпа расступилась.

— Как это тебя угораздило? — спросил мистер Пауэр.

— Джентльмен упал с лестницы, — сказал молодой человек.

— Я ‘аф дов’ник, сэв, — сказал пострадавший.

— Нет-нет, нисколько.

– ‘ыпьем по мавой… а?

— В другой раз, в другой раз.

Втроем они покинули бар, и толпа расточилась по переулку. Управляющий подвел полицейского к лестнице для осмотра места происшествия. Они согласно нашли, что джентльмен, по всей видимости, оступился. Посетители вернулись к стойке, а служитель принялся смывать с пола пятна крови.

Когда они оказались на Грэфтон-стрит, мистер Пауэр свистнул, подзывая кеб. Пострадавший снова сказал, стараясь произносить яснее:

— Я ‘аф дов’ник, сэв. Н’деюсь, ефо увидимся, ‘оя фамивия Кевнан.

Шок и наступающая боль уже отчасти отрезвили его.

— Ну что вы, не о чем говорить, — сказал молодой человек. Они обменялись рукопожатием. Мистера Кернана усадили в пролетку, и, пока мистер Пауэр объяснял адрес кучеру, он усердно благодарил молодого человека, сожалея, что не выходит выпить по рюмочке.

— В другой раз, — повторил молодой человек.

Пролетка двинулась в направлении Уэстморленд-стрит. Когда проезжали Портовое Управление, часы показывали полдесятого. Резкий восточный ветер хлестнул в лицо седокам, задувая с устья реки. Мистер Кернан зябко съежился от холода. Его друг попросил рассказать ему по порядку, как все произошло.

— Не ‘огу, двуг, — отвечал тот, — у ‘еня ивык повален.

— Покажи-ка.

Опершись на поручень пролетки, спутник воззрился в раскрытый рот мистера Кернана, но ничего не мог рассмотреть. Тогда он зажег спичку и, укрывая пламя от ветра щитком ладони, предпринял новую попытку, а мистер Кернан снова покорно разинул рот. Ритмическое покачиванье пролетки то приближало, то отдаляло огонек ото рта. Нижние зубы и десны были в сгустках крови, и кончик языка был как будто откушен. Огонек спички задуло.