Виктория Трелина - Жила-была девочка - Повесть о детстве прошедшем в СССР

– Виталик, не пригласил нас в лес, – жалуюсь я Белому, – он позвал Гаранину, Юльку и Катьку, а нас – тех, кто живёт по-соседству, тех, кого он знает с детства, не пригласил.

– А зачем вас звать? С вами же «каши не сваришь»? – усмехается Лёха.

Да, с нами каши не сваришь. Мы не спим с кем попало. Ни я, ни Королёва, ни Ирка, ещё не потеряли своего достоинства. Хотя, насчёт Ирки, я не уверена. С тех пор, как она начала встречаться с Рустамом, Швецова сильно изменилась. Она не рассказывает нам подробностей своих отношений. Она практически перестала с нами общаться. Целыми днями и ночами Ирка с Рустамом. Она покрасила волосы в чёрный цвет, и стала холодной и жёсткой.

– Зря она так доверилась ему, – рассуждает Королёва, – бросит он её. Все они такие.

– Марин, я не верю – Ирка не могла, – я, правда, отказываюсь верить в то, что прагматичная реалистка Швецова в свои пятнадцать переспала с парнем. Ведь, так не должно быть. Это очень рано. Я скучаю по прежней Ирке, по её пофигизму, и равнодушию к парням.

Мы сидим на кормоцехе. Юлька из восьмого, жуёт жвачку, надувая огромные пузыри, Маринка чертит на песке чьи-то инициалы. Белый с малолетками играет в «квадрат» с мячом.

– Виталя идёт, – говорит Королёва.

Я поворачиваю голову – Виталя не идёт, он ковыляет, цепляясь за столбы и стены завода.

– Пьяный, – констатирую я, – хорошо выпускной отметил.

– Здорова, мартышки, – гнусавит Виталик, – о, Юлия, любовь моя.

– Веталь, кореш, – Белый отбрасывает мяч в сторону, – хорош, красава!

– Белый, ты мой друг, – Виталик глупо улыбается и садится на сырую траву, – Белый, ты не представляешь, как я тебя уважаю.

– О-о-о, алкоголик – тяну я, – не стыдно?

– Не стыдно, – Виталик пытается встать, – представляешь, мне не стыдно. Ты знаешь, что такое закончить школу? Не-е-ет, не знаешь. А я знаю. Знаю. Это невыносимо тяжело. Не-вы-но-си-мо.

Белый с Веталем хватают под руки Юльку и волокут её за кормоцех.

– Будешь сосат ь, дура? – кричит Виталик.

– Надо выручать Юльку, – вскакиваю я.

Кто ещё заступится за дочку алкоголиков? Почему они так грубо обходятся с ней. Ведь Юльке ещё нет и четырнадцати. Я в её годы даже на улицу не ходила.

– Вит, не надо, – Королёва смотрит на меня с жалостью, – они давно с ней так.

– Тем более, надо это прекратить, – я бегу за угол, – отстаньте от неё.

– Иди домой, – Виталик смотрит мне в глаза пьяным, невидящим взглядом, – Иди, а она останется.

– Отпусти Юльку, – я бесстрашно иду на Виталика. Я даже хочу поссориться с ним сейчас. Пусть он ударит меня, набьёт фингал. А потом слёзно просит прощения, а я буду упираться, вырывать руки и уходить.

– У, сука! – Виталик идёт на меня, его взгляд мутно – ненавидящий пронзает насквозь. Сейчас вмажет – чувствую я.

– Иди, домой, овца, – Белый вырывается вперед и толкает меня в грудь. Не больно, но сильно. Я чувствую вкус собственных слёз.

– Козлы, вонючие. Как вы все меня достали! – я плачу от обиды и несправедливости. Почему все парни, которые созданы, чтобы защищать и любить девушек, такие подонки?

………..

– Зачем ты к ним лезла, – Королёва вытираем мои слёзы своей рукой, – зайка, ты ещё не поняла какие они все?

…

Мы отмечаем выпускной одиннадцатиклассников. Или окончание своего десятого. Или не знаю что. Мы в лесу. Пацаны принесли водку. Я выпиваю глоток, а остальное незаметно выливаю в траву.

– Девки, идите ко мне, – Сащин высовывается из палатки. Он пьяный. Мне смешно. Я заползаю к нему, там Катька и Анька Губанова. Спят.

– Кошмар, – не выдерживаю я, и ползу обратно.

К нам на лошади приехал Белый. Не знаю, как он нашёл нас.

– Наливай, Вован, – приказывает он Лифанову.

Водка – это ужасно невкусно. Зачем они все пьют её? Почему наши девчонки курят в кустах, спрятавшись от пацанов. Какой смысл во всём это? Почему я во всём ищу смысл? Когда-то Ирка Швецова сильно припозорила меня с этим смыслом.

– Почему ты во всём хочешь найти какое-то значение? Что за старомодные установки? – допытывалась она, – ты похожа на свою бабушку.

Я очень люблю свою бабушку, но, чёрт побери, я не хочу быть такой как она в свои пятнадцать.

Белый сидит рядом со мной. По правую руку от него Королёва. Около меня – Неманихина. Белый пьёт. Нюхает огурец.

– Я сижу между двумя Маринками, – говорит он, – надо загадать желание.

– Ты сидишь между Маринкой и Виткой, – поправляет его Гаранина.

– Витки не существует, – выдаёт Лёшка.

Он зол на меня. За что? Это я должна обижаться, что он назвал меня «овцой» и грубо толкнул тогда возле кормоцеха.