Елена Макарова - Фридл

Холодно, черно за окном. Я свечу фонариком на рисунки, которые сегодня сделали десятилетние девочки. Освобождение принцессы из пещеры. Тьма и свет. Вариации на тему. На обратной стороне рисунков – прямоугольнички фактур – темные, светлые… Вот слабенькая рука больной девочки, но как же она старается… А вот будто топором высеченные фигуры. Это девочка держит карандаш как нож – в кулаке. Может, потому, что ее отец мясник? Нет. Оказывается, она в детстве видела на картинке зайца, который именно так держал карандаш.

А этой девочке полагается высшая оценка по композиции и образности – шесть баллов. Как она интересно придумала про принцессу и ее освободителя! Белая принцесса сидит в черной пещере, над ней в белом небе парит черный принц. Принцесса улыбается. Она его не видит, но знает – он прилетит и спасет ее.

Что пожелать себе на сон грядущий? Пусть приснится райское дерево Эвы Хески. Предупредительная девочка расположила яблочки по периметру кроны и подписала «запретные фрукты», чтоб никто не рвал. Или кудрявый львенок Роберта Перла, вылезший из клетки, или его аисты, несущие детей в клювах.

Эва и Роберт – домашние дети. С ними легко. Гораздо трудней разобраться с детдомовскими. Многие не помнят, как выглядел их дом. Они рисуют двери наподобие казарменных арок, приставляют к кроватям лестницы; покрывают столы узорными скатертями и упирают их в нары…

Я пытаюсь воскресить в их памяти картины «нормальной жизни». Прошлое стало для них сказкой. Рисование этих «сказкок» во всех подробностях – обстановка в квартире, часы на стене, ларек напротив дома – постепенно приводит к вытеснению лагерной реальности. Она уходит на задний план.

Солнце, смотревшее искоса из-за угла, перемещается в центр и освещает своими лучами парки с качелями и каруселями, дороги, по которым прогуливаются девочки с кукольными колясками и ездят машины, разбрызгивая воду колесами. Много чего освещает солнце.

Рисунки детей. Мир ценностей и смысла. Я смотрю на них, и мне хочется рисовать. И еще хочется гуся, того, Хильдиного, с хрустящей корочкой и нежным мясом.

Я свечу фонариком под кровать; гуся, там, разумеется, нет, но есть коробочка акварельных красок.

«Свобода есть создание нового особого пути, не существовавшего ранее даже в виде возможного выхода». Кто это сказал? Может, Мюнц в книге о творчестве слепых? Я тру застывшие руки о вязаный свитер из шотландской шерсти – подарок Эльзинки-Ослика. Все мои вещи пропали, но такого теплого свитера у меня и на свободе не было. Невозможно рисовать с фонариком в руке. Но есть проволока, можно прикрепить его над головой. Картина Рембрандта: старик сидит под лестницей, вокруг тьма. А я сижу в коридоре, за дерюжной занавеской, потолок такой же высокий, как у Рембрандта. Луч света падает на бумагу.

Так вот и проистекает жизнь, вернее, истекает.

«И это правда». Так отвечает одна маленькая девочка на все, что ей ни скажешь.

Мы сочиняем пьесу про приключения девочки на необитаемом острове. Вальтер Фрейд, наш юный близорукий директор, мастер по марионеткам, предлагает заменить необитаемый остров на Землю Обетованную. «Приключение девочки в Земле Обетованной» и звучит лучше, и дает возможность попутно изучить карту Палестины, природные условия, местные обычаи. Нужна сверхзадача! Я не спорю.

Палестина – мечта Вальтера Фрейда, может статься, и неосуществимая. Пусть расправит крылья, порасскажет девочкам о морях и пустынях, о гордых евреях, которые не дремлют, – пока мы сидим тут в зале ожидания, они выкорчевывают из земли камни, разбивают сады, строят дома. Так что мы приедем на все готовое. Из сказки с королями и королевами наша пьеса постепенно превращается в пособие по природоведению. Вальтер уже вырезал бедуина, двух евреев с мотыгами и чудную марионетку-верблюда, чем-то похожего на мою лошадь, которая давным-давно развалилась на глазах у публики.

Тогда-то мы и познакомились с Анни.

Комната в недрах Кавалерских казарм. Вонь отхожих мест, тусклое освещение, грязь. Мама Ирена макает в воду сухарь, жует его деснами. Вставные челюсти уже не держатся во рту.

Не могла бы ты их продать? – Возьми, они там, в железной коробочке.

Сервировочный столик на колесиках, пузатый кофейник с тусклым пузом клонит нос в маленькую фарфоровую чашечку. Яйцо в фарфоровом цветке, ломтик теплого хлеба. Скрипит под ногами паркет, и от малейшего дуновения звенят подвески хрустального светильника… Воспоминания двадцатилетней давности…