Елена Макарова - Фридл

Увидев все это, Труда разворачивается – и прямиком к главе старейшин. В такие моменты перед ней распахиваются двери. Глава старейшин (на самом деле он младше Труды) должен быть на месте, должен ее принять и не задумываясь вынести положительное решение. Так и случилось.

Труду Баумел я узнаю издалека: уверенный шаг, узкие серые брючки, клетчатая рубаха. Все как у Труды Хаммершлаг.

Она пришла к нам с лекцией под названием «Вопреки».

«Чего мы хотим? Подготовить детей к будущим задачам – построению нормального сообщества на гуманных принципах. Чем мы располагаем для этой цели? Пятью большими детскими домами (в них пока лишь одна школа) и несколькими маленькими, а также персоналом из молодых людей, горящих желанием трудиться и жертвовать собой ради детей.

Все мы знаем, что стоит на пути к достижению этой цели. Но вопреки всему мы и в данных условиях будем опираться на позитивное».

Труда из породы несгибаемых. Осанка балерины – прямая спина, расправленные плечи, высоко поднятая голова с узлом волос на затылке. Мистика, эзотерика, прагматизм, вера – все уживается в этой пружинистой душе.

«Первое и важнейшее: личный пример. Вожатый детдома, воспитатель – это primus inter pares; он и старший товарищ, он и пример, достойный подражания.

Второе: групповое воспитание.

Группа, а точнее тот социальный механизм, которым она является, – это носитель образовательных процессов, необходимых для передачи знаний и навыков, прежде всего социального характера. И многие, пришедшие сюда асоциальными, здесь, сами того не замечая, приучаются жить в обществе.

И третье: это продуктивный труд.

Ребенок или юноша социализируется посредством жизни в обществе, точно так же трудовое воспитание делает из человека труженика. Труд – это то, что придает смысл и содержание жизни группы и личности; то, что само организует группу; то, что вызывает к жизни товарищество; то, что творит и воплощает; то, что продуктивно и полезно. Без труда, то есть без смысла и содержания, группа приходит к разрушению и потере ценностей. Таков расклад – то, что мы имеем, с чем мы можем работать. Воспитатель как режиссер: в его силах собрать группу воедино – или распустить ее. Но распустить – значит потерять целое поколение. Нет, программа “Вопреки” должна сработать!»

Но труд не делает свободным!

Этого я и не говорю.

Мы не попадем с ней туда, где лозунг о труде и свободе будет украшать ворота, из которых никуда не выйдешь, для нас не будет играть оркестр. Лозунги и симфоническая музыка – для жертв высшей категории. На нашей платформе этого не будет.

Для Виктора Ульмана Терезин – школа формы. Так он говорит, обняв меня за плечи. Мы сразу узнали друг друга. Значит, не так уж и изменились. Весеннее солнце плавит снег и кружит голову. «Лунный Пьеро», Анни, письма с фронта, концерты Шёнберга, курсы композиции…

Виктор в плаще Франца, но карманы не отвисшие – нечем их тут набить. Кошельки не в ходу, портсигары тем более. Ульман курил не меньше Франца. Запрет на курение выводит его из себя. Печаль его фортепианных сонат – от отсутствия курева.

Школа формы в заорганизованном хаосе. Казармы и прямые улицы создают иллюзию порядка. Устойчив и режим дня. Но люди, с их лицами, походками, жестикуляциями, вносят беспорядок в картину. Их так много, и при этом даже в очередях за пайкой они не превращаются в серую толпу, сотни, тысячи ярких индивидуальностей насыщают все своей энергией… Кто-то кем-то запечатлен, кто-то так и канет в бездну необозначенным.

Что-то в этом духе я излагаю Ульману.

Не будь занудой, Фридл, – говорит он, не выпуская меня из объятий. – Знаешь, что общего у Вагнера с Шёнбергом?

Что?

Первый антисемит, а второй – еврей! Годится?

Дежавю. Только раньше на моем месте была Анни, ее обнимал он, говоря эти слова.

Я сейчас работаю над аранжировкой сладкой идишской песни. Для хора, в котором поет мой сын. Хор – это именно та форма, в которой индивидуальности сливаются в целое. А когда поют дети – это уж точно божественный акт. Здесь я позволяю себе быть сентиментальным. Могу и слезу пустить. Помнишь, ты проспала концерт Скрябина. Не проспи мой. Сегодня, на чердаке Магдебургских казарм, в шесть вечера! Вход бесплатный.

«Собрать всех венских друзей на десять репетиций камерной симфонии Шёнберга – вход бесплатный!» Мы с Анни расклеиваем объявления в центре города. Она смахивает варежкой снежинки с ресниц. Натягивает на лоб вязаную шапочку. Подает мне клей.