Линор Горалик: Выживальцы

Через несколько минут они остановились у штаба комендатуры. Оллу вывели из машины, держа под обе руки, провели по коридорам и впустили в жарко натопленный кабинет, с ковром на полу и невысоким человеком в офицерской форме за полированным столом; стол, казалось, был человеку велик, как бывает велика одежда.

Солдаты вышли, офицер запер дверь изнутри, прошелся к окну, посмотрел на небо, повернулся, вышел из за стола и упал перед Оллой на колени. «Все позади, моя принцесса, — сказал он, — Вам осталось потерпеть еще несколько минут, и Весь этот ужас будет позади. Я не бросил Вас». И, поняв все, Олла закричала птицей, согнув колени и сдавливая ладонями щеки, и рванулась к окну, но он cхватил ее за запястье, резко рванул к себе и зашептал в ухо, обдавая несвежим дыханием: «Не бойтесь, о, не бойтесь, как Вы могли подумать, я не допущу Вашего позора. Когда все будет кончено, я передам себя в руки военного трибунала. Я скажу им, что ревновал Вас, что вы были моей любовницей, да, и что я сделал это все из ревности, понимаете? Вас будут помнить, как женщину, убитую из-за любви! Не как государственную преступницу! О, не бойтесь, не бойтесь, я не дам замарать Ваше имя!» «Сумасшедший! — закричала Олла, — псих! Псих! Отпусти меня!» «Спасибо, моя принцесса, спасибо, что Вы поняли меня», зашептал он, оглядываясь на дверь, — «теперь они поверят, точно поверят». Он быстро поймал ее вторую руку и связал кисти веревкой, широким пластырем залепил ей рот. «Все для правдоподобия, моя принцесса, — жарко прошептал он, мы обязаны спасти Ваше имя». Увидев безумный, полный ужаса взгляд Оллы, он мягко провел рукой по ее щеке и ласково сказал: «Милая Олла, Вы полюбили меня, как и я Вас, спасибо Вам. Я вижу, Вы испуганы, Вы боитесь той судьбы, которую я избрал для себя. Но поверьте, я счастлив сейчас, поверьте, что Ваше счастье мне дороже своего. Вы будете ангелом на небе, будьте моим ангелом-хранителем, Олла, просите бога за меня». Он постоял, ласково глядя на нее, еще пару секунд, потом отпер дверь и выглянул в коридор. Два ее конвоира дежурили у двери и сейчас поднялись на ноги. «Расстрелять», — сухо сказал офицер. Солдаты не выразили никакого удивления, косой зашел Олле за спину и направил на нее дуло. «Пошевеливайся,» — сказал он, и легонько ткнул Оллу автоматом. Второй пропустил ее вперед в коридоре и тоже пошел следом ленивой походкой, выставив оружие вперед.

Они вышли на задний двор. Комендатура находилась на окраине города, и за двором тянулись шпалы, а дальше начинался лес, пройдя несколько шагов, Олла метнулась вперед и скачками и зигзагами кинулась к лесу, за ее спиной захлопали выстрелы, обожгло пальцы связанных сзади рук, раздался и прекратился топот за спиной, — видимо, за ней решили не гнаться. Она бежала, пока не почувствовала, что грудная клетка готова разорваться, и не упала лицом в грязную и мокрую траву. Олла задыхалась, нос был забит, царапая лицо, она стала яростно тереться ртом о какой-то сук, пока не освободилась от пластыря. Она задышала жадно, холодный воздух причинял боль легким, по лицу Оллы струились слезы. Она перетерла веревку об острый слом сосновой ветки, для чего ей пришлось стать на колени и поднять плечи, каждое движение причиняло ей сильную боль в правой кисти, край ладони был задет пулей. У Оллы не было даже сил удивиться тому чуду, что пуля не вошла ей в спину. Вдалеке послушался шорох и лай собак, шли по ее душу, и она вскочила и помчалась дальше, падая и не понимая, куда бежит, наконец, найдя глубокий овраг, она скатилась вниз и замерла.

Когда Олла очнулась, стояла ночь. Через несколько часов, закрыв лицо волосами и прикрываясь рукой, Олла пробежала по пустынному перрону и влетела в кабинет начальника станции. Он сперва не узнал ее, а узнав, охнул и опустился на стул. «Билет, — сказала Олла, — любой билет». Видимо, Огюст уже видел объявления на столбах, потому что, не спросив ничего, вынул из стола и сунул ей в руку небольшой ключ. «Через 4 минуты подойдет товарный, — сказал он, — в последнем вагоне откроешь дверцу и запрешься изнутри. Дальше он идет без остановок в Тарус. Сойдешь там. Деньги есть?» — «Нет», сказала Олла. Огюст полез в кошелек, вынул несколько бумажек, протянул ей. Она взяла деньги и вышла.

Через двенадцать часов она была в Тарусе, тыловом городе, до краев наводненном эвакуантами. Здесь еще работали рестораны и театры, вместо хмурого отчаяния прифронтовых городов здесь царила паника, вызванная неопределенностью будущего. Жили лихорадочно, стараясь урвать все в последние спокойные дни.