Лариса Неделяева - Медленно схожу с ума

Знали бы вы, как эта зараза подрубает на корню мою личную жизнь — о, ненавижу! Стоит мне влюбиться и начать грамотный процесс охмурения, ей непременно надо влезть, вмешаться, поучаствовать. Вот я правильным голосом исполняю знакомую до тошноты серенаду. После первого куплета клиент уже думает: «А в ней что-то есть…» После второго он чувствует, что во мне много чего есть, что и не снилось нашим мудрецам… После третьего он совсем уже созрел — еще пара нот, и его можно будет брать голыми руками! И тут эта сволочь…

И тут эта жертва пьяного зачатия говорит: «Врать — нехорошо» (это она мне) и добавляет (это уже клиенту): «Знаете, а я вас люблю». Дальнейшее представить нетрудно: спина объекта исчезает вдали, я вся в соплях, эта придурочная делает большие глаза: «А что я такого сказала?»…

На днях я встретила давнишнего знакомого. Вот уже лет десять недоумеваю: что же тогда случилось? Я ведь все делала правильно — и вот те нате… На приятельскую ногу перешедший гражданин презентует мне потрепанный конвертик с посланьицем — я смотрю на эти подлые листочки и про себя матерюсь (эта падла еще и писать, оказывается, умеет!). Вот вам образчик её эпистолярной подлянки. Любовное, блин, письмо…

«Я решилась написать любовное письмо — зачем-то ведь учили меня в школе писать! Неужто для всяких объяснительных записок, наветов, судебных исков и «буду через полчаса — ждите»? Или вот рассказы — хорошо, конечно, но всё собранье Антона Палыча я с радостью променяла бы на одно-единственное письмишко, а еще лучше — письмище, где мне рассказали бы в красках, как сильно меня любят, и каким образом (поподробнее, пожалуйста!), и за что любят (я знаю, что не за что, но всё же интересно — вдруг я в себе что-то проглядела?). Но таких писем я уже лет десять не получаю — и поэтому читаю Антона Палыча… На самом деле я никогдашеньки, ну ни разика не получала таких писем. Но мужчины так устроены, что им нравятся исключительно уже потоптанные кем-то курицы, а если они не потоптанные — значит их никому не было надо, а если не было надо — значит с ними что-то не так и лучше не рисковать. Мужчины любят воевать, им сладки трофеи, они любят сэконд хэнд… Я это к тому, что женщина просто обязана быть отчаянной врунишкой, если конечно она не мечтает о карьере невесты Христовой… Короче, я Чехова люблю, только пока сердечко не ёкнуло. А уж как ёкнет, пиши пропало: мне теперь что Чехов, что счет за электричество — всё едино… Никакой, понимаете, разницы. Я становлюсь очень простая и скучная, совсем не начитанная, вся культура с меня слетает, как листья с дерева под зиму. Я умираю в объекте…

Естественно, он очень красивый, талантливый, умный, добрый и много еще чего (сразу всё не высмотришь). Не буду прибедняться — меня тоже не топором вытачивали. И все же он — лучше. Я так устроена — люблю всё, что лучше меня. Наряды, на которые нет денег, еду, которая не по желудку, мужчин блистательных и чудесных со всех сторон… Он — очень блистательный. У него всё есть — что я могу ему подарить? Да ничего! Разве письмо вот написать: пусть человек порадуется — его любят.

Значится так… «Здравствуйте, мой любимый человек. Когда я увидела вас, я прямо обмерла…» Нет, не годится. Какое-то письмо мертвого человека получается!

«Здравствуйте! Это чертовски глупо, но я вас люблю…» Нет, он засомневается: а точно ли любит, если считает это глупостью? Я-то понимаю, что это глупо С МОЕЙ стороны, — а вдруг он подумает, что для меня это глупо СО ВСЕХ СТОРОН? На самом деле мне иногда кажется, что это и впрямь со всех сторон глупо — но ему-то зачем об этом знать? С мужчинами можно быть искренней, только когда ты их не любишь…

«Здравствуйте, мой милый, родной человек…» Бред какой-то! Вот, скажет, еще родня сыскалась! Со своей-то не знаешь как управиться… Слишком навязчиво и сентиментально, а мне ведь не пятнадцать… Он должен понять, что это не минутная прихоть, что его любят всерьез и надолго, со всеми недостатками (я их конечно не вижу — но должны же у него быть какие-то недостатки: позорные тайны, черные пятна в биографии, может даже преступления…). На самом деле может это и прихоть, и люблю я его невсерьез и ненадолго. А если всерьез? А если надолго?

«Здравствуйте! Я знаю (да ни черта я не знаю!), что вы — не ангел (ангел, ангел!), но я люблю вас таким, какой вы есть…» А нужно ли ему, чтобы его любили таким, какой он есть? А вдруг он подумает, что я из тех кошмарных баб, которые всё насквозь видят? А я слепа… Да, я посмотрела на него — и ослепла.