Владимир Галкин - Вот моя деревня

— Кто ж за водкой-то ходил? — спрашиваю Шурку.

— Генка. А мы, Володь, между прочим, тоже добавили. Вона скока и водки, и вина.

Точно, в беседке, обвитой вьюнком, стояли ящики: бутылок двенадцать «особой» (у нас тут «столичную» не уважают, горечи той нет), тринадцатого нумера портвейну бутылок шесть, да водичка фруктовая «крем-сода». Валя моя подключилась, режет сало, колбасятину, сырок. У Шурки уже почти картошка сварилась. Это ее любимая еда: отварной картофель с малосольным огурцом. Если я ее когда-нибудь забуду, то уж дымящуюся вареную картофелину с Рогожского рынка с огромным малосольным огурцом никогда не забуду, и они тут же мне напомнят Шурку.

Народы по двору шляются, оживленный галдеж стоит, все возбуждены: как же, сейчас пьянка будет всем двором. Такое у нас не очень часто бывает, но все-таки бывает. Бывало. Бывает…

Здоровкаются со мной, в лобик, в плечико, как царя, целуют.

— Здравствуйте, Татьяна Иванна! Как здравие ваше, как ноженьки?

— Все плохо, Володя, все болят.

— Здравствуйте, Сергей Спиридоныч! Как она, милицейская служба?

— Здравствуйте, Валентина Егоровна! (Это — Белихе, тоже сравнительно молодой бабе, лет сорока. Боже мой, да ведь я сейчас старше ее на десять лет, а был, елки-моталки, моложе на десять!) Не сердитесь на меня за сыночка вашего?

— Да ну, Володь, что ты. Сам-то как?

И добавила смущенно:

— А вить я в милицию на тебя тогда не писала заявление.

Когда? Для «тогда» это значит вчера, прошлый год. Господи, почему же они не удивляются, говоря с мертвецом. А все-таки, честно скажу, лица у них какие-то были не того… пепельные, что ли… Не знаю, не знаю, но временами мне казалось, что я движусь вместе со всеми во сне.

И с Симкой (Володечкиной женой), и с Люськой (матерью-одиночкой, что живет с Володечкиной семьей в одной половине нашей избы) я перецеловался. А с Генкой — он у нас во дворе самый сурьезный мужик (на почтовом ящике главный инженер) — ладошками пожались. Степенный и самый тверезый, бывало, у него и занимал я деньжат, вот он и бегал только что за горючим.

Тут гляжу: батюшки светы! Колдун Гриша пришел и Таня-богородица. О, это местные антики. Гриша на Распутина похож. Тоже сухой, сильный, сильное лицо, только согнутый от радикулита как палец, бороденка из ушей спускается седым веретьем, глаза серо-стальные, страшные, пальцы длинные, все движутся, все он чего-то бормочет. Нет, он действительно колдун, из 12-го дома он, поколдовывает по дворам, заговаривает, напускает, отпускает, привораживает, дует — всё там. И выпить между тем большой недурак.

— Как, Гриша, — спрашиваю, — поколдуешь мне, как выпьешь-то?

— Чет-нечет… чет-нечет… — шуршит он легкими и крестит меня по-диавольски: от пупочка к лобику и по плечикам слева направо.

— Ну спасибо, старый, заколдовал. А ты что, Таня?

Ей лет тридцать, дурочка она, зимой и летом в платьишке, чуть не босиком, мордочка с кулачок, но глаза синие, ласковые, на ручках у нее, очень маленьких, прямо аристократических, куколка запеленутая, качает ее. Таню любят, кормят ее, ночует у всех понемногу, богородица она местная, так сама себя называет, только язык у ней плохо ворочается: «бе-е-е-ди-тся». Она на наших жителей накатывает, спасает кой от чего: от зуба, от вереда, от беззачатия и проч.

— Му-му, — говорит.

— Ну, «му-му», так «му-му», а вот садись-ка вот сюда, Танюша, к беседочке, счас тебе нальют стаканушечку.

Давай, давай, двор, рассаживайся!

Все. Сели. И колдун с богородицей сели. Еще бы сюда Раушку нашего подсадить — эк была бы канпания! А набралось-таки восемнадцать человек, включая Симкиных, Люськиных и Генкиных пацанят. Ну, эти-то кваску попьют. Из двух ведерных кастрюль Шурка нам картофель отварной раздает, малосольные огурцы. Генка на том конце стола, а я на этом разливаем вино кому во что собрали: стаканы граненые, лафитники, чашки чайные, Татьяна Ивановна четыре фужера принесла со старушками мальвазию, то бишь тринадцатый нумер, попивать. Четыре старушки-бабушки с нами. Я с Валей сижу на торце стола, мы как венчанные. Жених я. Она Невеста.

Встаю. Со стаканом.

— Ну, здравствуйте еще раз, дорогие! Здравствуй, Андроньевка! За вас за всех! Будьте здоровы!

— А тост, тост! — закричали Володечка с Толиком. Толик-то еле держится, Шурка его поддерживает, чтоб со скамейки не свалился.

— После тост.

Вот и выпили. Вот и скушали. Первое жжение нутряное уняли.

Татьяна Ивановна — интеллигентная, верующая старушка — просит:

— Нет, Володя, давай все-таки настоящий тост, ты же умеешь, начитанный.