Наталья Арбузова - Не любо - не слушай

Поиграл дядя Шура про сопки Маньчжурии в подземном переходе, в темноте, своими умными руками. Не, не подают, самим не хватает. Пришлось с алкашами возле магазина дожидать условного часа, когда крутые кликнут палатки сымать и ящики с фруктами на прицепы грузить. При шапошном разборе заработаешь и на выпивку, и на завтрашнюю еду. Только пьют тут по-черному, того гляди пропадешь. Магазинные коты перевелись. Хозяин смотрит в оба. Каждое помятое корытце сметаны в особое место складывают, для учета. Князю прибыль, белке честь. Но дядя Шура и про белку не чёл. А что до мышей - так их теперь химией травят.

Тут сестра Тамара спохватилась. Видит - младший брат погибает. Чудом обменяла ихние две комнаты, лихоборскую и лианозовскую, на какой-никакой дом по Савеловской дороге. Перевезла барахлишко брата и, дело сделавши, померла, царствие ей небесное. С тех пор как отрезало. Стал дядя Шура сельский житель, забот много, баловства мало. Жилье его здорово в стороне от электрички. Небось не пригород. Ты дров не рубил, печки не топил, воды не носил - за это тебе ничего не будет. Так с детьми играют, загибая им пальчики. Дяде Шуре вот не пришлось.

Осенний туман лежит серым пуховым платком на крупно распиленных буреломных бревнах. Дядя Шура еще с лета заготовил их в лесу. Возил на самодельной четырехколесной тележке. Теперь подле избы пилит помельче, колет и городит замысловатую поленицу - острожек, в который можно войти. Вот и неотвязный кот выглядывает из-за угла, будь он трижды неладен. Старый, больной животом. Дерзкий, настырный, с пристальным взглядом - не располагающий к себе кот. Ишь повадился, и всё норовит в тепло. Его кормит и жалеет, когда тут живет, очень страшная на вид соседка Валя, от мутного взгляда которой дяде Шуре становится не по себе. К коту дядя Шура холоден. У него уж перегорела в душе эта котомания. Скуп он стал неимоверно, от старости, а скорее из страха перед будущим. Пережитые трудные годы сообщили характеру дяди Шуры не свойственную ему ранее жесткость. Всё же однажды кот его тронул, когда по отъезде Вали всё сидел в досках и ждал, ждал. Сердце дяди Шуры дрогнуло. Он с кровью оторвал от себя кусок теперешней дорогой колбасы и снова, как в прежние годы, скормил коту. При этом подумал примерно так:

Не знаю, была ли в те годы

Душа непорочна моя,

Но многому б я не поверил,

Не сделал бы многого я.

Теперь же мне стали понятны

Обман, и коварство, и зло,

И многие светлые мысли

Одну за другой унесло.

То есть он, конечно, таких строк в глаза не видал. Однако могу вам смело поручиться, что чувствовал он в точности так. В этом весь фокус. Мы все одинакие – и все одинокие.