Ирена Брежна - Неблагодарная чужестранка

Этот небольшой роман обладает большой силой.

Вы найдете в нем боль и протест, черный юмор и поэзию.

Но главное — любовь к людям.

Книга рекомендована для обязательного чтения!

И это чтение принесет вам очень много пользы.

Героиня стремится к примирению со своей новой родиной, но оставляет за собой очень важное право — право на непохожесть.

Это неотъемлемое право человека в современном мире.

Тем, кто до сих пор не понял разницу между ассимиляцией и интеграцией, надо прочитать «Неблагодарную чужестранку».

Живая и убедительная книга.

Оставив родину в привычной глазу тьме, мы приближались к светящейся чужбине.

— Как много света! — воскликнула мама, словно в доказательство того, что нас ждет светлое будущее.

Уличные фонари не тлели бледно-оранжевым, как у нас, а ослепляли наподобие прожекторов. Мама была преисполнена эмиграционного воодушевления и не замечала сонма комаров, жучков и ночных мотыльков, роившихся вокруг фонарной лампы, приникавших к ней, бившихся крылышками и лапками за жизнь и, наконец, сгоравших в безжалостном огне и падавших на чистую мостовую. Тот же яркий свет чужбины поглощал и мерцание звезд.

В казарме нас допрашивал капитан, лишенный всяких языковых способностей. Он едва картавил «р», не мог выговорить ни «ж», ни «дж», ни мягких «ль», «ть», «нь», ни «уо» и настолько неправильно расставлял ударения, что я даже не узнала свою фамилию. Записав ее в анкете, он убрал все диакритические крылышки и домики:

— Эта чепуха вам здесь не понадобится.

Еще он убрал мое округлое женское окончание, дав мне фамилию отца и брата. Те молча сидели, пока меня калечили. Зачем мне эта куцая мужская фамилия? Я дрожала от холода.

Капитан удовлетворенно откинулся на спинку стула:

— Вы бежали к нам, потому что у нас свобода самовыражения?

Это длинное слово было нам неизвестно. Что нам нужно было выразить, чтобы он дал нам постели и шерстяные одеяла? Говорить то, что думаешь, значит сеять раздор, быть одиночкой, а то и сидеть в одиночке.

Капитан тщетно прождал нашего самовыражения, потом спросил подозрительно низким голосом:

— А вера у вас какая?

Я боялась, что родители готовы на пакт с дьяволом, готовы призывать Бога, но они оставались безбожниками и молчали.

Тут капитан обратился ко мне:

— Во что ты веришь, девочка?

— В лучший мир.

— Значит, ты попала по адресу. Добро пожаловать!

Подмигнув мне, он скрепил мою судьбу звучной печатью. Худощавая дама повела нас длинными коридорами. На меня она посматривала полным сочувствия взглядом. Я искала несчастного, к которому относится взгляд, и не находила его. Неужели эта дама без макияжа и начеса жалела меня?! Я ощупала себя, все было на месте. Тут я почувствовала, как ковыляет моя душа, устремляясь к уготованной койке беженца. Как ее сковало. Нам выдали одеяла из грубой, размеченной квадратами шерсти. Спортивный зал полнился сидевшими на раскладушках соотечественниками. Я пыталась найти в их глазах то, что им не давали выразить, но отыскивала лишь ослепших ночных мотыльков. Когда кто-то вспомнил оккупационные анекдоты, во мне встрепенулся, но тут же угас в слезах подавленный смех. Я плакала над последним анекдотом нашей диктатуры. Теперь нам предстояло жить в демократии и без анекдотов. Соотечественники обсуждали неведомые страны, прикидывали, где лучше. Так и не притронувшись к сложенным одеялам, мы снова отправились в путь.

Нелепо в нашей истории было то, что мы подверглись нападению лучших друзей и, убегая от войск союзников, очутились во вражеской стране. Еще до полуночи мы приехали в какой-то город. В кишевшей беженцами гостинице получили собственный номер. Блюда мы могли заказывать только самые дешевые, но мы не огорчались — самые дорогие наверняка были столь же пресными на вкус. Национальные блюда наших бабушек считались здесь нездоровой пищей. Тут ели твердый сыр, обсуждать который не полагалось.

— Чтобы не получилось, как с той вороной из басни, — учили нас на языковых курсах.

Там я познакомилась с соотечественницей Марой. С завистью смотрела на ее набитый ватой бюстгальтер. И, как верная подруга, Мара украла такой же для меня. После курсов мы примеривались к платьям, что болтались на улице, словно брошенные на произвол чужестранки. Серьезные подтянутые дамы в мятых матерчатых брюках и без всяких украшений — как моя новая мужская фамилия — спешили мимо мини-юбок из блестящей тафты и золотистых бархатных пиджачков, не удостаивая их взглядом.