Иржи Кратохвил - Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер

Инженер Мориц долго жмет на клаксон (повсюду владычествует убийственная воскресная жара), наконец ворота с адским грохотом раскрываются, и Ангелика высовывается из окошка и объясняет тому, кто их раскрыл, что они приехали из Швейцарии, из Цюриха, чтобы осмотреть птицефабрику. Парень на бешеной скорости несется к одному из строений, и оттуда доносится его крик:

— Это те швейцарцы, что будут нас покупать, ну, эти Гоффманны!

Внутри тут же поднимается суматоха, и на улицу вылетает человек, выглядящий так, как будто он только что принимал воскресную ванну, у него мокрые волосы, а штаны он застегивает на ходу, одновременно борясь с собственными подтяжками и представляясь как инженер Милош Слезина, начальник цеха, лицо у него плаксивое, а в левом ухе — две серебряные сережки.

— Вы начали про Бруно, госпожа Соня, про Бруно Млока, — напоминает Ангелика, пока инженер Слезина ведет их по птицефабрике (будущая сделка заставляет его трепетать), а Ангелика переводит инженеру Морицу то, что говорит инженер Слезина, а инженеру Слезине то, что говорит инженер Мориц, а Соня приходит на помощь в тех местах, где чешский язык Альжбеткиной внучки хромает. Но одновременно обе продолжают свою дамскую болтовню:

— И вот мой погибший Бруно все возвращается и возвращается ко мне, но всякий раз только в звериных обличьях.

— Правильно ли я вас поняла, госпожа Соня? Значит, вы занимаетесь сексом с животными?

— Надеюсь, я не шокировала вас, мой ангел? Ведь Овидий Назон написал не только «Науку любви», но и «Метаморфозы», которые, можно сказать, как раз об этом. Но на самом деле мы с Бруно всегда понимаем, что все эти животные просто надеты на него, как перчатка на руку.

Инженер Слезина, который в отличие от инженера Морица понимает каждое слово в этом дамском щебете, смотрит на них, вытаращив глаза, но тут Ангелика переводит ему изумленный вопрос инженера Морица:

— У вас что, и впрямь всего три зала ускоренного откорма? Но нам только для начала понадобится не меньше тридцати!

— К сожалению, фабрике некуда больше расширяться, тут же рядом дома.

— Вам не хватает размаха. Людей можно переселить. У нас тут цехам конца-края не будет!

— Да нет же, госпожа Соня, я вовсе не шокирована, наоборот, я вам завидую! Как это прекрасно: пасть жертвой страсти какого-нибудь хищника!

— Учтите только, что чаще всего это были совсем не хищники. Например, однажды Бруно родился шимпанзе.

— Настоящим шимпанзе? — с замиранием в голосе спрашивает Ангелика.

Но тут они заходят в предбанник первого зала ускоренного откорма. Их встречает пищанье такой густоты и вонь такой громкости, что Соня покачивается, как морской бакен. Но Ангелика и Мориц идут вперед твердым шагом, поскольку для Морица вонь и шум, издаваемые бойлерами, являются составными частями профессии, а для жены швейцарского птичьего фабриканта эти вонь и шум — нечто вроде «фамильного столового серебра».

— И когда же, когда закончится это путешествие Бруно из одной звериной шкуры в другую, скажите мне, госпожа Соня? Когда же вы обниметесь по-человечески?

— Если бы только я могла это знать, золотко мое! Да не смотрите вы на меня так, Ангелика, я действительно этого не знаю! Проклятье, как же орут эти куры! — И Соня набирает в грудь побольше воздуха, чтобы их перекричать: — Единственное, что я точно знаю (и она опять набирает в грудь воздуха)… точно знаю, что меня эта цепь Бруновых реинкарнаций… этот его путь… приведет в следующее тысячелетие! Ведь я еще обязана передать… послание самых умных людей девятнадцатого века!

— Какое послание?! — кричит Ангелика.

— В том-то и закавыка!!! — вопит Соня. — Послание я получила на палубе дирижабля! Когда мне было пять лет! А что в нем… что оно в себе заключает… я узнаю, только когда буду передавать его в 2005 году! Какому-то пятилетнему молокососу! А до тех пор послание скрыто во мне… под пятью замками!!!

— Дамы, дамы, проходим, проходим!!! — кричит инженер Мориц, а инженер Слезина тем временем придерживает двери, отделяющие их от самого цеха. Все еще раз оглядывают мешки с гранулированным кормом, сделанным из какой-то рыбьей муки и громоздящимся до самого потолка, и толстую птичницу, чей вид свидетельствует о том, что она привыкла есть с бройлерами из одной миски, что пока она сидит там, вся из себя жирная, ее рука то и дело ныряет в один из мешков, а потом полная горсть корма отправляется в рот. Когда рядом оказывается инженер Слезина, он всегда дает ей по лапам, но порок укоренился настолько глубоко, что помочь может разве что циркулярная пила.