Иржи Кратохвил - Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер

Изначально планировалось, что этот жесткий тренинг (опиравшийся на основы, заложенные еще в Англии) будет проводиться на Высочине, где для этой цели даже оборудовали специальную базу, тогда как здесь, в зеленом прямоугольнике посреди Брно, условия были совершенно неподходящие. И все-таки я полагаю, что планку мы не опустили. Не говоря уж о том, что на Высочине, как вы вот-вот узнаете, все бы очень скоро закончилось катастрофой (катастрофой все закончилось и здесь, но по крайней мере мы получили некую отсрочку).

А теперь, господа, я прошу вас представить себе, что намеченная операция все откладывается и откладывается, проходят недели и месяцы, и майор Руйбер говорит все о новых и новых трудностях, возникающих по вине советской стороны. «Легче, — говаривал он, — сломить недоверие Гитлера и поселить заговорщика прямо у него в доме, чем недоверие Сталина, который, к сожалению, начал уже считать всю эту операцию уловкой Черчилля, желающего нашпиговать советскую разведку британскими агентами, так что из этих сталинских мыслей могут вот-вот последовать практические выводы».

Бесконечное откладывание операции действовало на моих (заметьте, я уже говорю: моих ) солдат-волков разлагающе, если не сказать — губительно, и, чтобы столь долгое время удерживать их в рамках, мне пришлось стать для них не только командиром и тренером. Ведь под каждой из этих косматых волчьих шкур скрывался нежный, а иногда, как мне казалось, даже излишне впечатлительный Иван (Алеша, Борис, Федор, Сергей), и в груди каждого билось нежное, впечатлительное человеческое сердце, тоже требовавшее для себя пищи (да, я чуть было не позабыла о бессмертной русской душе, удовлетворить которую было особенно тяжело).

Всю ночь они упорно тренировались, с них градом лился пот, собиравшийся под деревьями в лужи и превращавшийся потом в наикрепчайшую сливовицу (или водку, если угодно), а под утро они запрыгивали на пять деревьев, что окружали дерево номер шесть, куда в свою очередь забиралась я. И снова мне приходится взывать к вашему воображению: итак, пять деревьев, а посередине — шестое, с которого я рассказываю им перед сном сказку о Руслане и Людмиле, да-да, ту самую, которую когда-то рассказывал мне перед сном батюшка и которая начиналась всегда вот как:

Я рассказывала и слышала, как волкодлаки на деревьях потихоньку засыпают (и все ходит, и ходит вокруг зеленого дуба ученый кот, и звенит его золотая цепь), и в конце концов я оставалась наедине с солнцем, неудержимо пробирающимся сквозь лес брненских труб, крыш и церковных башен.

Но как только появлялись первые солнечные лучи, наступал, золотца вы мои, конец всем забавам.

Итак, стоило выйти солнышку, как мне приходилось спрыгивать со своего дерева и отправляться в город, обходить брненские окраины. Почему окраины, спросите вы? Хотя майор Руйбер и снабдил меня продовольственными карточками и протекторатовскими купюрами, напечатанными в Англии, так что нужды в них я не испытывала, о нет, однако, учитывая, как много пищи требовалось пяти волкам (в отличие от матушкиных пяти Львов, которые вообще не ели), я не решалась покупать все в одном-единственном магазине, где меня могли бы взять на заметку, и предпочитала прочесывать окраинные кварталы, но обойти все тамошние лавки я успевала только к обеду.

(Ох, как бы тогда, пятьдесят пять лет назад, порадовал меня какой-нибудь гигантский супермаркет, один из тех, каким пользуетесь вы, господа, я набрала бы полную тележку для волчьих глоток, а потом попросту переложила все в пакеты!)

После этого я с высунутым языком волокла все покупки в парк, развешивала сумки, полные еды, по деревьям и только затем могла растянуться на своем дубе.

Как вы, конечно же, заметили, я упомянула матушкиных Львов, причем, подозреваете вы, не случайно. А произошло, изволите ли видеть, следующее. Однажды ночью я ради разнообразия собрала свою стаю волков (или, если хотите, свой отряд быстрого реагирования) и пошла выгулять их по городу. Я рехнулась? — спросите вы. Или забыла, что мы все еще живем на осадном положении, введенном после покушения на рейхспротектора? Да нет же, господа! И я бы хотела, чтобы вы наконец-то усвоили, что законы осадного положения были одинаковы и для парка, и для улиц! Но суть волчьей натренированности как раз и заключалась в том, чтобы стремительно реагировать на опасные ситуации, возникающие как в парке, так и на улице. И я могла бы (но не буду, время поджимает) долго рассказывать о том, сколько раз появлялись ночью в парке патрули СС с овчарками и с каким молниеносным коварством расправлялись с ними мои волки, причем так, что нам это потом ничем не грозило. -Или же, случалось, за мной увязывался кто-нибудь, когда я возвращалась из магазинов, и не отставал до самого парка, а после о нем уже никто никогда не слышал. И эти блестящие стремительные наскоки тоже, разумеется, были составной частью тренировок. Одним словом, рядом со своими волками я чувствовала себя в полной безопасности даже и на ночных улицах.