Но за день солнце сделало свое дело. Лед стал таять.
Широкими темными потоками вода уходила в реку, в открытые люки. Взрослые сосредоточенно, методично откалывали от ледяных глыб куски, и те плыли по проезжей части улиц, словно по реке в ледоход, покачиваясь и крошась.
Отцы города смотрели и радовались: он обретал привычный вид. Обычный, будничный вид. Горожане могут спать спокойно.
Ледяной континент был безжалостно, словно землетрясением, разрушен и расколот на отдельные островки. Островки были уже обречены.
Затих ребячий смех. Померк шпиль Петропавловки. Спустил паруса кораблик Адмиралтейства. Конь императора вновь гордо, попирая змею, не опуская копыт, возвышался над гром-камнем. Статуи в Летнем саду плакали, не отворачиваясь, не скрывая слез, — словно малые дети.
Дольше всего держался лед в галерее Двенадцати коллегий. Он забил галерею плотно, от низа до верха, и казалась она длинным, насквозь промерзшим аквариумом. В лед — то здесь, то там — вмерзли рыбины, ракушки, водоросли, и учителя зоологии почти месяц приводили школьников на стрелку Васильевского — «для наглядного урока». Ребята осторожно гладили холодные стенки «аквариума» и вспоминали то необыкновенное, праздничное утро, когда весь город был ледяным.
В отблесках вечернего — уже весеннего — солнца аквариумная тюрьма, ледяная глыба Двенадцати коллегий, была особенно прекрасна!
Девочка? Стрекозка? Психея?
Умер мой двоюродный брат, умер на даче. Узнав об этом, я поехал туда — пока Володю не увезли в морг… Да и вообще, может, помощь какая-никакая нужна?
Брат моложе меня на десять лет, виделись мы редко, но перезванивались часто, а главное: я знал, что живет на свете такой человек — мой брат Володька, и мне от этого осознания уже хорошо.
Теперь его не стало.
…Володя, молодой, казался еще моложе, чем при жизни. Смерть, видимо, легкой была. И она не успела еще завладеть всем человеком. Лицо сохраняло живое мускульное усилие.
На даче — полным-полно родственников. Моя помощь не нужна. К чему же путаться под ногами?
Мы, — все, кто там был, — выпили по стопке, помянули усопшего.
Я снова взглянул на брата, мысленно попрощался с ним и, не говоря никому ни слова, пошел на станцию.
День был душный. Разгар лета. Над дорогой висела пыль и даже не задумывалась о том, что лежать ей было бы удобней. С озера доносились крики, визг, смех. Жизнь шла своим чередом — и только уже не было в ней Володи, моего брата…
Я сошел с дороги, лег в теплую траву под невысокий клен и закурил. Подо мной была земля, с четырех сторон — травные стены, сквозь узорчатые листья пробивалось не знойное сейчас, а ласковое, доброе, мохнатое солнце. Доверчивая тишина окружала меня. Мир — зеленый, золотистый, легкий — глядел в мои невеселые глаза.
Кажется, я задремал.
Очнулся от странного ощущения, знакомого многим: кто-то — рядом; но кто — ты не видишь.
Я, приподнявшись на локтях, огляделся — вроде бы и в самом деле никого. Тихо — как и прежде. Сухие травинки щекотали мне лицо. Какой-то муравьишко деловито полз по ладони. Подрагивала нижняя ветка клена, а вершина его была едва различима в немыслимой вышине — высоко, высоко, в самом небе.
Я опять лег на землю и прикрыл глаза.
Мне не хотелось уходить из этого мира. Блаженная истома окутывала меня с ног до головы. Свет и тень, тень и свет… покой, уют, безмолвие… Я дышал в едином ритме с землей, я был частью ее теплого живого тела.
И вновь ощутил: кто-то рядом.
Легко прошелестела трава, заструился воздух, слегка поблек солнечный свет.
Видение возникло надо мной.
Как мне показалось, нечто зеленое, прозрачное среди зелени… Телесное? Девочка с огромным бантом? Или это стрекозиные крылышки? Стоит ли она на земле? Парит ли в воздухе?
Склонив голову, девочка разглядывала меня. С любопытством. А может быть, с недоумением… Молча, пристально.
Глаза ее — два буравчика.
Я поежился.
— Кто ты? — спросил я, едва разлепляя пересохшие губы.
Девочка ничего не ответила. Она все так же пристально смотрела на меня.
— Почему ты здесь? Откуда ты?
Но опять — ни слова в ответ.
Я с силой надавил пальцами на веки, быстро открыл глаза — девочка не исчезла. Протянуть к ней руку я почему-то не решался.
— Скажи: когда я умру? Сейчас? Ты за мной?
Девочка засмеялась, не разжимая губ. Смех ее был тих и нестрашен. Она покачала — бантом? крылышками?
И снова заструился воздух, зашелестела трава. Но свет не стал меркнуть — он засверкал еще ярче, узкий солнечный луч радугой вспыхнул у меня перед глазами.
Читать дальше