Валерий Попов - В городе Ю. - Повести и рассказы

Неужели мирно не рассосется?

…Но это уж мысль, скорее всего, моя, Сани, а не Геныча… тот даже глаза вытаращил от удивления! Как это — «мирно»?

Ну что ж… это, наверное, хорошо: одна мысль его, вторая — моя. Одна голова — хорошо, две — лучше!

Все сложно в это непростое время…

«Опять плетешь?!» — Это уже злобный окрик Геныча.

Хватит шляться! Люди ждут. И никаких больше «по рюмочке»!

Геныч свернул в больничный сад.

Штаб совместных учений — для конспирации — в Первом, старинном корпусе больницы — бывший Охотничий домик. Грунин тут лечится от геморроя и одновременно командует совместными учениями… И как эти Гиганты все успевают!?

Грунин сидит за старинным резным столом со свисающими гроздьями. Напротив него, за столом поменьше — батя Карпентер, или, как я его зову иногда, старина Карп! Прибыл сюда со своими богатырями — для конспирации — под видом археологов. Гинеколог-археолог-плотник! На все руки мастак.

В углу в глубоком кожаном кресле скромно тонет Алехин — главный, конечно, затейник всей этой бузы, хотя держится отстраненно, как бы скучает.

Как специалист по этой местности, по ее нравам и красотам, старик Колояров сидит, ученый-этнограф, разбросав седые волосы из ноздрей.

Зысь, директор виносовхоза… Как же — на его территории произойдут бои!

Маркел тут же сидит, всех ненавидя; при этом сдаточный мастер «летающей кастрюльки»: что-то ему не понравится — все забракует!

А где ж главный врач больницы — Гаврилиади, грек? Неужто же учения, как я и предполагал, до настоящей драки дошли, характер национальных столкновений приняли? Поэтому, что ли, Гаврилиади нет, которого еще обком от греческого населения в верхушку включил? Ну, дела! Всегда его как главного врача больницы запрашивали перед учениями о готовности — какое же учение без раненых!

Вместо него скромно Ромка сияет… Главный врач?

Что приятно в нашей стране — и даже в отдельно взятом населенном пункте,— не уследишь за событиями!

— О! Вот и дядька Черномор прибыл! — добродушно Грунин пробасил, очевидно, имея в виду моих «тридцать рыцарей прекрасных», что сейчас в кастрюльке кипят.— Ну, что ж, начнем!

Сколько уже таких учений было, хоть и не совместных: десантная «щука» брюхом выползала на берег, и мы из пасти ее летели, как горох! Ну, по ходу своего маршрута исправляли всяческие мелкие недостатки, немножко полемизировали с местными пограничниками и — вперед! Прорывались в горы, к монастырю, а туда уже привозили зечек из соседней зоны на сбор винограда. Небольшой праздник Вакха получался.

Ясное дело, это вызывало как бы недовольство начальства, Грунин ворчал, но Зысь вполне открыто ему на совещании заявлял: «Если твои орлы моих курочек не потопчут, работать они не будут, а значит, не будет винограда и, стало быть, вина!» Знаменитого местного пелагейского вина типа хереса. Необходимый этап производства: «Процесс глубокого хересования в цистернах» — без этого никак. И все понимали, хоть ничего такого не было в Уставе, но не все же запишешь в Устав!

Помню, три года назад смотрел процесс выгрузки из эшелона наших красавиц — все коренастые, разрисованные… Да-а. Одна выскочила и перед замом по режиму стала вихляться:

Тот только усмехался — привык. Боялся я — как гвардейцы мои? Не подкачают? Оказалось — ничего! Не подвели своего батьку! Впрочем, тебя полгода в консервной банке подержи — любая покажется красоткой, тем более в темноте!

— …Ну, так чего решаем? — Грунин прохрипел.— События, как понимаете, вышли из-под нашего контроля, внезапно национальный характер приобрели! — И в упор смотрит на господина Карпа: явно не без твоего участия это содеялось.

— Мне думается,— надменно Карп отвечает,— что национальные проблемы тут существовали всегда! Правда, подавлялись тоталитарной машиной, но это другое дело…

Тоталитарная машина — это я.

— …запрещались народные обычаи, традиции, преподавание на родном языке!

Ну, да! Есть тут за хребтом два совхоза: один греческий, другой — корейский. Сунься туда попробуй, начни командовать — голову оторвут! Никто к ним и не суется.

— По-моему, тебя особенно один национальный обычай волнует! — Грунин усмехается.— Говоришь, в седую древность уходит?

Карп сделал гордую позу, потом кивнул ассистенту, и тот вытащил из мешка позеленевшую статуэтку, на стол поставил.