Валерий Попов - В городе Ю. - Повести и рассказы

— Мы думали, мы невидимки! — Николай вздохнул.

— Невидимость не освобождает от уголовного наказания! — строго милиционер говорит.— Прошу пройти!

Вывели нас, усадили в машину с маленьким окошечком, повезли.

— Запоминай дорогу! — на всякий случай Николаю сказал.

Высадили нас аккуратно у дверей, отвели к дежурному.

Ни «как поживаете?», ни «здрасьте!» — ничего.

— Фамилия! — сразу же дежурный говорит.

— …Траффолд!

— Грегори!

Поднял наконец-то на нас глаза.

— Ах, вы порезвиться хотите? Ну что ж — поможем! Червяченко, отведи.

Отвел нас Червяченко за железную дверь, замкнул.

— Вот так погуляли! — Николай вздохнул.

Огляделись: тесное помещение, окошечко под потолком, и к тому же — стремянка стоит, банки с краской валяются, стены грязные, осыпающиеся — ремонт.

— Могли хотя бы ремонт к нашему появлению закончить! — Николай говорит.

— Видимо, не рассчитывали так скоро нас увидеть. Ну ничего! Как выберемся отсюда — поднимемся с тобой на Эверест! Вот где чистота! А простор!.. Раз в сто больше обычного пейзажа!

— Ух ты! — воскликнул Николай.

Тут же дверь с лязганьем отворилась.

— Прекратите уханье! — Червяченко говорит.

— Ух ты! — поглядев на него, я не удержался.

— Не успокоились, значит? Пожалуйте на беседу! — Червяченко говорит.

Вышли мы снова в зало.

— Кем работаешь? — глядя на Николая тяжелым взглядом, дежурный спрашивает.

— Аспирант,— Николай отвечает.

— …Не понял! — дежурный говорит.

— Аспирант,— почему-то шепотом Николай произнес.

— Громче говори!

— Слушаюсь! — Николай каблуками прищелкнул.— Аспи-рант, рант, рант, аспи-рант, рант, рант! — печатая шаг, по помещению пошел.

— Стоять! — рявкнул дежурный.

Николай, притопнув, окаменел.

— …А ты кто? — Дежурный повернулся ко мне.

— Аспи-рант, рант, рант! — печатая шаг, я пошел.

— Стоять!

Мы рядом с Николаем застыли.

— Червяченко!

— Есть!

— Что — есть?

— Я!

— Отведи их обратно,— видать, не охладились еще.

— Так точно! — Червяченко говорит.— А ну, пошли!

— Аспирант, рант, рант, аспи-рант, рант, рант! — Дошли с Николаем до нашей двери, резко повернулись, зашли.

— Вот — правильно мы себя ведем! — Николаю говорю.— Начальство порядок любит! Чтобы все четко, организованно — как у нас! Ты заметил — когда мы отвечали ему, у него даже слезинка счастья блеснула?

— А точно — слезинка счастья? Может — просто слезинка? — с некоторым сомнением Николай говорит.

— Точно! — говорю.— Я-то уж знаю, как с начальством себя вести! Ты, я думаю, начальника моего знаешь, Шаповалова? Казалось бы, трудный объект. И ничего! Обошел по всем статьям! Шаповалистей самого Шаповалова стал! Теперь меня уже — неофициально, конечно — все Шаповаловым зовут, а самого Шаповалова — почему-то Ушатов,— видимо, по жене. Вот так вот. А ты говоришь!

— Но тем не менее мы почему-то здесь — в тесном, сыром помещении, а начальство — там!

— А давай, раз уж мы здесь, сделаем тут ремонт! Отлично будет! Гляди — и масляной краски две банки, и олифа, и кисти!.. Вперед?

— Вперед!

Развели краску олифой — олифы не жалели, чтобы был блеск, залезли с двух сторон на стремянку и с любимой песней нашей «Ёлы-палы» начали малевать. Потолок чистым маслом обдали, в стены для колера берлинской лазури добавили — красота!

— Мне кажется,— Николай говорит,— что слишком мы радостным это помещение делаем, неверно это — с точки зрения педагогической!

— Зато с малярной верно! — отвечаю ему.

Вдруг — распахивается дверь, на пороге — дежурный и Червяченко.

— Ах, вот вы чего притихли! — дежурный говорит.

— Мы не притихли! — говорю ему.— Мы поем!

— Ну, хорошо, хоть нормальные люди нашлись! — дежурный говорит.— А то маляры эти — как ушли неделю назад, так и сгинули!

— Скоро кончаем уже! — Николай говорит.— Только учтите — в свежеокрашенном помещении, да еще с дверью закрытой, находиться опасно!

— Намек понял! — Дежурный усмехнулся.— Ладно, докрасите — пойдете. А кафе то известно нам своими номерами — с ними разберемся!

— Только учтите — в течение суток никого нельзя сюда запускать! — я говорю.

— Это уж вы учтите! — усмехнувшись, дежурный говорит.

Закончили, выскочили на воздух.

На пыльной вывеске «Следственный отдел» Николай написал пальцем: «Ура!»

Помчались. На замусоренном пустыре валялась пластом собака, словно часть этого мусора, но решила вдруг отделиться — вскочила, резко залаяла, обозначила себя — и снова рухнула.