М Курилкин - Сын лекаря

Тиритэн еще не успел приступить, собственно к делу, и потому был недостаточно занят, чтобы не отреагировать на такой неожиданный поворот событий. С возмущенным криком он отпрыгнул назад, но запутался в спущенных штанах и растянулся на спине. Я спокойно подошел к нему, и совершенно без эмоций прикончил. После чего обернулся к Иштрилл. Она все еще не пришла в себя. Судорожно извивалась и хрипела, пытаясь выбраться из под навалившихся на нее мертвецов. Я оттащил трупы, в благодарность мне вцепились ногтями в лицо. Вернее, попытались вцепиться, в последний момент я все-таки успел отдернуть голову, так что отделался только несколькими царапинами на щеке. Нужно было отвесить ей пару пощечин, просто чтобы прекратить истерику и успокоить, но я не сообразил - вместо этого отскочил от нее и отошел подальше. И просто ждал, что же будет дальше, не решаясь что-то сделать. Девушка вскочила, бешено озираясь, бросилась куда-то в непонятном направлении. Я собрался бежать за ней, но она остановилась. Оглянулась, посмотрела еще раз. И вдруг из нее как будто стержень вынули, она повалилась на землю и зарыдала. Я осторожно подошел, погладил по голове. Не знаю, что положено говорить в таких случаях, так что просто бормотал что-то вроде "ну все, все. Все уже. Они мертвы". Оли Лэтеар уткнулась лицом мне в колени и мелко дрожала. Потом немного успокоилась, отодвинулась. Я, наконец, решился:

- Ты бы это, штаны, что ли надела. Холодно же, наверное. Я сейчас принесу.

Девушка вспыхнула и плотно обернулась плащом. Я сходил за ее штанами, отвернулся, чтобы не мешать. Сразу возникли опасения, что это игра, и пока я за ней не слежу, она сбежит, или нападет сзади. Чтобы не мучиться от дурацких мыслей, стал обшаривать покойников - и неплохо на них поживился. Набрал двадцать монет золотом, и целый кошелек серебра. Ни оружия, ни одежды брать не стал, этого у меня было достаточно и так. Я с тоской вспомнил свой замечательный маленький, но очень сильный арбалет. Да и набор метательных ножей, был бы очень полезен. Хорошо бросать не предназначенные для того кинжалы я так и не научился. Оли Лэтеар никуда не убежала. И не напала. Когда я оглянулся, она уже была рядом, с каким-то непонятным выражением на лице смотрела на покойников.

- Если узнают, кто их убил, меня отправят в степи, - неожиданно сказала она.

- Причем здесь ты? - удивился я.

- Это произошло из-за меня, значит, я виновата.

- А ничего, что они сами на тебя напали?

- Семье Тиритэн на это наплевать. И даже если бы им удалось... то, что они задумали, их бы не наказали. У нас это преступлением не считается.

- Почему же тогда ты так сопротивлялась? Мне что-то не показалось, что это обычное дело по твоей реакции.

- Старые традиции уходят. Никто уже не считает соитие чем-то выдающимся. Тех, кто все еще думает по-другому, не понимают и не одобряют.

Я удивленно покачал головой.

- Что ж, тогда мы никому не скажем. Нужно их где-нибудь припрятать. И кровь смыть с твоей одежды.

- Да. Нужно смыть кровь, - все так же вяло ответила девушка. - А тела оставь. Все равно их будут искать. И найдут. Когда отец узнает о происшедшем, он сразу поймет, что произошло. И с кем. У нас редко используют кинжалы в бою.

Понятно. А я как раз прекрасно продемонстрировал, как можно сражаться кинжалами в поместье Лэтеар.

- Почему ты считаешь, что отец тебя выдаст?

- Он это сделает. - Твердо ответила оли Лэтеар и протянула мне ошейник, который так и был пристегнут к ее руке цепью. Я расцепил звенья цепи, так, чтобы длина снова стала обычной, и нацепил ошейник. Объяснять почему, она не стала. Дождалась, когда я застегну ошейник, и молча пошла вперед.

Спустя какое-то время она вдруг заговорила.

- Однажды со мной такое уже было. Моя мать жила в маленьком селении, на самом северном краю леса. Очень уединенное место, время там будто остановилось. Отец был там проездом, и познакомился с матерью. Взял ее в жены. Она воспитывала меня так, как воспитывала ее моя бабка, а ту прабабка и так много поколений. Раньше были другие нравы и традиции, никто не устраивал таких праздников, как ты видел. Никто не пил столько вина, на праздниках устраивали танцы, пели старинные баллады. Если бы тебе довелось это увидеть, ты бы не стал с таким презрением говорить о нас. Мы с матерью и братом долго жили в том селении. Потом отец забрал нас в Миредол. Он вошел в совет, и решил, что здесь нам будет лучше. Мне тогда было двенадцать лет. И уже через дюжину дней, когда я гуляла неподалеку от поместья, на меня напали старшие мальчишки. В детстве я не раз дралась с другими детьми, но эти напали толпой. Они хотели... Хотели меня изнасиловать. Точнее, они вообще не понимали, почему я сопротивляюсь. На мои крики прибежала мать. Она не была воином, не умела сражаться, но она задушила одного из них, а остальные разбежались от испуга. А мать отправили в степь. Одну. Она так и не вернулась, и я не знаю, как она умерла.