Владимир Гржонко - Дверной проем для бабочки

— Ну что, сладкий, теперь не отвертишься, понял! — голос несчастной женщины звучал визгливо и странно знакомо. — Я тебя, козла, где хочешь найду и узнаю. Ты думаешь я к копам пойду? Думаешь, у меня нет друзей? Да я только своему Додо слово скажу, и тебя, пидора, за такие вещи самого в багажник упакуют, понял! И мекса твоего тоже! Бабки давай, сука! Ну!

Она приподняла тонкие грязные руки с растопыренными пальцами и вдруг подпрыгнула на месте, зарычав и нелепо оскалившись, что, по-видимому, должно было изображать самую страшную угрозу. Но Билли не боялся её, да она и сама понимала всю безнадёжность своей попытки, и по её опухшему лицу потекли слёзы. Билли показалось, что слёзы эти пахнут коньяком, налитым в чай, а сама женщина неуловимо напоминает тётушку Эллен в тот давний памятный вечер… Не понимая, что он делает, Билли схватил себя рукой за низ живота тем самым зачёрпывающим движением, которое запомнил у Изабеллы. И сразу же эта жалкая фигурка оказалась похожей именно на Изабеллу. И тогда Билли стало страшно. Потому что он наконец узнал эту женщину… Билли сжал пальцы ещё сильней, отстранённо чувствуя, что делает себе больно, и бросился бежать, неуклюже вскидывая ноги. Женщина, похоже, даже растерялась, потому что споткнулась и на минуту умолкла. Но потом снова закричала — Билли уже не разбирал слов — громко и торжествующе.

Еще немного и Билли бы упал: не хватало ни сил, ни воздуха, а визгливый голос приближался и приближался, неумолимо наезжая на него как асфальтовый каток на потерянную монетку. Но тут он заметил краем глаза выскользнувшую откуда-то сбоку жёлтую тушу автомобиля. Старое такси с безликой рекламой на крыше проехало было мимо задыхающегося Билли, но тут же зажглись красные огни, скрипнули тормоза и машина остановилась. Из открытого окна с любопытством смотрел огромный, едва умещающийся в кабине таксист с усталым небритым лицом.

— Кстати, приятель, садись, — сказал он и ухмыльнулся, глядя на затравленного Билли. — Садись давай, а то эта шлюха не отцепится, я их знаю.

Билли оглянулся на подбегавшую женщину, рванул на себя дверь такси и рухнул внутрь, смутно сожалея о разлетевшейся в клочья картинке пустынного океанского берега. Водитель еще раз хмыкнул, и машина рванулась вперёд. Старые покрышки дико и тонко взвизгнули, перекрывая голос взбесившейся бляди, как обозвал её таксист, высунув в окно здоровенный кулак с отставленным средним пальцем. Билли только перевёл дух и вздохнул. И такси унесло его за поворот. Даже не оглядываясь, он чувствовал, что она застыла на месте с раскинутыми в стороны руками — страшная и угасающая, как один из нелепых кошмаров, принадлежащих другому Центральному парку — ночному, мрачному, таинственному. Билли помотал головой, стараясь избавиться от этой картинки, чтобы снова вернуться к радостному предвкушению Подарка.

Тем временем машина выскользнула из парка и теперь ехала по широкой улице, кажется, Семьдесят второй. Это Билли сообразил, когда они приостановились на светофоре и водитель повернул большую голову, взглянув на него вопросительно-оценивающе. Только сейчас Билли вспомнил, что у него совершенно нет денег. Можно было, конечно, попросить таксиста подъехать к дому и взять несколько долларов хотя бы у швейцара, но Билли эта мысль не понравилась. Вернее, он сразу отбросил её и подумал, что если прямо сейчас вылезет из машины, то оказавший ему такую любезность водитель и не возьмёт с него ничего: он ведь все равно ехал через парк и к тому же сам предложил свою помощь. И действительно: не похоже было, чтобы его спасителя волновала плата за проезд. Водитель положил одну руку на скрипнувшую спинку сиденья, ладонью другой руки потер лицо и, не обращая внимания на зажёгшийся зелёный, рассматривал Билли внимательно и дружелюбно. Билли попробовал ему улыбнуться, но только пожал плечами и отчего-то почувствовал себя крайне неуютно.

— Кстати, ты куда собрался? — спросил наконец таксист. — Домой, наверное? Честно говоря, ты, приятель, неважно выглядишь. Под утро шляться по Центральному парку, да ещё во фраке… Ограбили тебя там, что ли?

Билли совсем не хотелось пускаться в объяснения. Проще всего было признаться в ограблении. Но таксист был так дружелюбен, к тому же Билли чувствовал, что вовремя пришедший ему на помощь человек заслужил хоть какие-то подробности, да и выдавать себя за несчастную жертву перед этим огромным мужиком почему-то показалось ему унизительным. Поэтому Билли решил было ограничиться историей о том, как его сбила машина, а потом привязалась эта… проститутка. Но зачем-то пустился в длинные сбивчивые объяснения: подробно рассказал о себе, о своей семье, о своём ожившем гении — великом Даре, доставшемся от далёкого, но совершенно прямого предка… Увлёкшись, он не заметил, как таксист тронулся с места, потом притормозил на каком-то углу и уселся боком к Билли, поглядывая то на него, то на начинающий оживляться перекрёсток, то на свои ручные часы. Но Билли видел, что таксист слушает его внимательно. Потому что тот покачивал головой, хмыкал и приподнимал брови именно в тех местах, где это и следовало делать. Наконец, поймав очередной взгляд таксиста на часы, Билли понял, что скорее всего задерживает этого славного вежливого человека. К тому же в своем рассказе он как раз дошел до места, когда согласился открыть багажник сбившей его машины. Объяснять, что произошло дальше, было весьма затруднительно. Билли сбился, поправил сползающие очки и замолчал.