Барбара Кингсолвер - Лакуна

Ван и его девушка, американка Банни, сегодня утром поженились в городской ратуше, отделе бракосочетаний, чья дверь расположена точнехонько под фреской, на которой Диего изобразил древних майя, собирающих какао-бобы, хотя влюбленные едва ли это заметили. Они планируют в скором времени перебраться в квартиру в Нью-Йорке. Наталья уронила несколько слезинок, таких же крошечных и заурядных, как ее туфли. Она всегда знала, что лишится и этого сына, как и всех остальных.

Лев держался веселее, произнес в честь новобрачных несколько торжественных тостов и по памяти прочел русское любовное стихотворение. На Банни был венок из цветов (дань старомодным представлениям Натальи); в качестве свадебного подарка молодая жена каким-то чудом раздобыла для Вана пакетик его любимых лакричных леденцов. Голубоглазый и почему-то босой, он стоял во дворе возле невесты и произносил неловкие тосты. Когда Банни, привстав на цыпочки, надела ему на голову свой венок, Ван расплылся в широкой улыбке, открывшей даже коренные зубы. Так он радовался, что любимая с ним нежна. Он и не подозревает, что от его красоты замирает сердце: от того, как он пожимает плечами, точно маленький голландский мальчишка. — сперва высоко поднимает, а потом резко опускает. От его прекрасных белых ног.

Праздники редки в этом доме и оттого, быть может, так радостны. И если не все светились от счастья, то, по крайней мере, никому не пришлось готовить день напролет.

Великобритания вступила в войну. Уинстон Черчилль послал во Францию экспедиционные войска, тысячи солдат, чтобы защитить линию Мажино и уберечь Европу от гитлеровской агрессии. Каждый вечер, когда вся посуда вымыта, Лев включает радиоприемник, и дом затихает. Шумные споры, которые обычно сотрясают кухню, вытесняет один-единственный негромкий дрожащий голос, прилетевший по воздуху из другого мира в выкрашенную в желтый цвет столовую. Почему Лев верит сводкам по радио, если прочие новости лгут? Он и сам не может ответить на этот вопрос. Но ему страстно хочется знать, что происходит в мире, поэтому он собирает все слухи и отсеивает заведомо ложные, надеясь, что удастся отделить зерна от плевел.

Не верится, что всю эту кашу заварил один-единственный человек, Гитлер, который ухитрился весь мир бросить в котел своих амбиций. Теперь это лишь вопрос порядка, в котором народы оказываются втянутыми в войну и неожиданно обнаруживают себя плечом к плечу с другими (или лицом к лицу): канадцы на французской земле, немцы в Польше, русские и финны на берегах Балтийского моря. Но даже среди ужасов войны Лев не теряет оптимизма, утверждает, что она сделает нас всех интернационалистами. Современный пролетариат объединится, потому что очевидно: богатым от нее выгода, а бедным — гибель.

— Наверняка французские рабочие понимают, что их трудами наполняются карманы капиталистов из лондонского Сити, которые финансируют войну.

Лев уверен, что рабочие и крестьяне всех стран поймут: их общий враг — владелец завода, который наживается на их труде, в то время как они прозябают в нищете и бесправии.

Но что понимает мальчишка в кожаном комбинезоне, который на фабрике где-нибудь во Франции или Великобритании варит металлический корпус бомбы? Что эта штука полетит по воздуху, упадет за сотни миль отсюда и убьет мальчишек в кожаных комбинезонах на какой-нибудь немецкой фабрике. Газеты будут трубить о победе или поражении, а двое мальчишек так никогда и не узнают, до чего их жизни были похожи.

Из Парижа приехал Сева, чтобы впервые на своей памяти обнять бабушку с дедушкой. Льва он называет «месье дед»; у Натальи сердце кровью обливается. Розмеры, которые и привезли Севу, — давние друзья Троцких: Альфред, с его длинной шеей, усами и беретом похожий на карикатурного француза, и круглая Маргарита, прижимающая всех к груди. Лев объяснил, что они с Альфредом боролись со Сталиным со времен Принкипо [169] Принкипо — остров в Мраморном море, на котором Троцкий оказался в 1929 году, после выдворения из СССР. Там же он начал издавать «Бюллетень оппозиции», написал автобиографию «Моя жизнь» и свое основное историческое сочинение — «Историю русской революции». . Теперь Розмеры несколько месяцев проведут в Мехико; они тут сняли дом. Во Франции неспокойно, если не сказать хуже, а мальчику нужно время привыкнуть. Со дня смерти Зинаиды, своей матери, Сева большую часть времени жил у Розмеров, пока Маргарита не определила его в церковный приют для сирот. Лев об этом словом не обмолвился. Зинаида была его старшей дочерью; вот лишь несколько скупых фактов: заболела туберкулезом и вместе с сыном уехала из СССР лечиться в Берлин. Сталин аннулировал ее визу; муж Платон сгинул в лагерях.