Барбара Кингсолвер - Лакуна

Теперь же мисс Рид сидит на краю кровати и держит Наталью за руку, будь то вторник или воскресенье, утро или ночь. Джо и Реба в кабинете Льва упаковывают документы и папки с бумагами. Это единственная комната, в которой полиция все оставила на своих местах. Из дома тоже почти ничего не взяли. Но из домика охраны вынесли все подчистую. Поразительно. Вернуться из пустой камеры с кирпичными стенами, войти в ворота, увидеть кактусы Льва, растущие на прежнем месте, как будто ничего не произошло, и кур, ждущих кормежки. А потом — пустой домик охраны с распахнутыми настежь дверями и кирпичными стенами. Железные койки, матрасы. Чисто выметенные полы, как в день приезда. В комнате — столик, который одолжил Лев, но на столике пусто, даже печатной машинки нет. Исчезли книги. Чемоданы и коробки из-под кровати. Одежда, зубной порошок, несколько фотокарточек матери. И все дневники, начиная с самого первого, с Исла-Пиксол. Как и коробка напечатанных страниц весом с собаку, которые, словно верный друг, встречали каждый вечер. Пухлая стопка бумаги, с каждым днем становившаяся все выше и надежнее. Теперь все это неважно. Все потеряло смысл.

Фрида ругает полицейских: мол, эти безмозглые тараканы конфисковали все записи на английском, потому что не смогли разобраться, что это такое. У них не хватило ума понять, что это всего-навсего личные дневники и рассказы. Сплетни о древних, улики, за которыми не скрывается никакого преступления, кроме иллюзий молодого человека, возомнившего себя писателем. Погруженного в собственные мысли и пренебрегшего секретарскими обязанностями, способного забыть на столе письмо. Оставившего своего хозяина на растерзание докучливому посетителю, очередному зануде с дурно написанной статьей.

Джо и Реба соберут вещи, оставшиеся от Льва, бумаги, исписанные его мыслями, чтобы отправить в какую-нибудь библиотеку и выручить денег Наталье на билет. Если удастся отыскать Вана, он поможет с продажей. Его последнее письмо было послано из Балтимора; он там преподавал французский. Наверно, Ван еще не слышал о смерти Льва. Уму непостижимо. Все это не укладывается в голове, сколько бы ни рассуждали Лев с Натальей о возможной кончине, ожидая ее с каждым рассветом. Думать — еще не значит предвидеть.

Наталья постепенно прикончит пузырек с фанодормом, цепляясь за руку мисс Рид, пока наконец не сможет открыть глаза, сесть на корабль и уплыть. Соединенные Штаты не позволят ей приехать с Джо и Ребой. Остается Париж; там она остановится у Розмеров. Ей пора в путь. Лоренцо уверен, что теперь чекисты начнут охотиться на нее как на живое напоминание о супруге. Бедняжка так боится ГПУ, этих волков из ее кошмаров, что не может уснуть.

Фрида едет в Сан-Франциско; Диего уже там. У нее, как всегда, есть план: ее друг, доктор Элоэссер, вылечит Фриду от всех болезней, и Диего захочет ее вернуть. Мелькиадес собирается на юг, к родственникам, и Алехандро, вероятно, поедет туда же. Сан-Франциско, Париж, Оахака; обитатели дома разбегаются на все четыре стороны. Бумаги Льва будут храниться где-то в одном месте, но что станется с секретарями, которые их печатали, вносившими свою скромную лепту в его рассуждения? Была еще и другая лепта — хороший завтрак, ведь на сытый желудок как раз и придумываются величайшие планы. Кто обо всем этом вспомнит? Парни из Нью-Йорка играют против мексиканцев в футбол во дворе; нет больше дома Троцкого, как будто и не было вовсе. Дом приберут и продадут новым владельцам, которые разрушат башенки с бойницами, выкопают посаженные Львом кактусы, а кур отдадут или съедят.

Этот дом — словно пригоршня монет, звеневших в одном кармане, а после брошенных на прилавок в качестве платы. Карман опустел, монеты вернулись в обращение, отдельные, невидимые, канули в бездну. Их и вместе-то собрали, кажется, лишь затем, чтобы расплатиться по счетам. Прошлое сохранилось бы, если бы кто-то описал все это в дневнике. Но записей больше не существует.

Фрида говорит, что пора бы нам всем отряхнуть прах Троцкого со своих ног и убраться прочь.

— Соли, у меня к тебе предложение, — заявила она, усевшись за деревянный столик у себя в студии. Перпетуя прибежала со срочным поручением: мол, Фрида зовет. — Тебе опасно здесь оставаться. Нужно бежать. Полиция забрала все вещи из твоей комнаты, даже носки. А все из-за твоих записей. Наверняка за тобой уже следят. — Полиция забрала много что много у кого, но Фрида уверена, что слова опаснее всего. Мол, прав был Диего насчет «твоих чертовых дневников»: конфискованные блокноты подвергают своего автора опасности.