— Вмятина на крыле, двое пострадавших! — заявил мне чиновник.
— Да что вы говорите? — сдержанно удивился я.
— А вы как думали? Парковка в неположенном месте, на нечетной стороне улицы…
— Ну и что? — улыбнулся я ему в лицо и, конечно, зря повел себя так. Малый почуял неладное.
— А вы кем будете? — вскинулся он. — Уж не адвокат ли?
Он заглянул в протокол и ткнул пальцем в какую-то строчку. Тут и мне удалось на секунду заглянуть в бумагу, и я выхватил из моря печатных знаков три буквы: Рид…
— Кто этот Рид? — вырвалось у меня, но этот остолоп мне даже времени не оставил на раздумья.
— A-а, вы должно быть, господин Ридольфи! — выпалил он.
Излишне говорить, что я чуть со стула не свалился. Могло ли прийти мне в голову, что я столкнусь с этим итальяшкой, да еще в полиции!
И тут из меня неудержимо полились горестные речи, словно в душе прорвало некую преграду. Нет, любезный сударь, я не адвокат и не упомянутый господин Ридольфи… я всего лишь глупый, тупой до невероятия моряк и хотел поинтересоваться… Правда, я забыл пояснить ему, что интересуюсь делом как муж своей жены.
— Значит, вы не адвокат?
— Нет, не адвокат.
— И не имеете никаких полномочий? Тогда я не обязан давать вам пояснения! — раздраженно вскричал он. — Я веду переговоры только с заинтересованными сторонами. Все, разговор окончен, честь имею кланяться!
С чего он так взъярился? Смекнул, что допустил промах, выболтав имя подследственного?
Но и я тоже хорош, дров наломал немало… Впрочем, не все ли равно? При желании могу хоть сейчас нанять адвоката, но зачем? Главное я и так знаю. Без году неделя замужем, а туда же: садится в автомобиль к постороннему мужчине, едет с ним кататься и попадает в дорожное происшествие, потому как машину припарковали в неположенном месте. Спрашивается, зачем они останавливались, куда ехали, и вообще, что у нее общего с посторонним господином? Сплошь вопросы, на которые нет ответа… Все же в тот момент мир пошатнулся для меня.
Ну а полицейский чиновник, с чего это он вдруг так растерялся? Не из-за вмятины же на крыле. Тогда, значит… было в протоколе нечто такое, о чем он умолчал, а я, дурак, не догадался выспросить!
Ну и наконец: с какой стати молодой женщине сочинять байки об уличном ограблении? Каким образом увязываются в женской фантазии события личной жизни с мыслью о грабителях? Связь эта бросилась мне в глаза сразу же, а впоследствии поразила еще больше. Ведь жена моя упорно придерживалась этой версии, а несколько месяцев спустя даже раздобыла официальные бумаги, где речь шла о некоем ридикюле — при желании подобное нетрудно устроить. Но я не к тому говорю. Дело в том, что с ней еще раз приключилась такая же история с ограблением — в свое время расскажу об этом.
«Да ведь в этой трясине недолго и увязнуть!» — напрашивалась мысль, но я по-прежнему гнал ее от себя.
Собственное поведение мое было непостижимым, хотя в дальнейшем, долгими бессонными ночами я тщился его разгадать. Околдован я был, что ли? Отчего чувства отказывались мне повиноваться? Ведь поистине странно выпускать из рук пташку, которая вроде бы уже попалась, а я даже не делал попыток ее удержать.
Правда, не следует забывать про мой упрямый характер. Если уж я вбил себе в голову какую блажь, то ни за какие коврижки с ней не расстанусь. Семейная жизнь только что началась, а я должен положить ей конец?!
«Но ведь, признайся, все же нравится тебе эта женщина? — спрашивал я себя. — Разве тебе так уж плохо с ней? Разве здоровье твое не улучшилось?» — Возможно, последнее и послужило решающим доводом. Для больного человека собственное самочувствие — не пустяк. Судите сами: годами хворать, перемогаться, еда не всласть, жизнь не в радость, — и вдруг все переменилось к лучшему. (Выходит, психоаналитик-то был прав.) Вновь вернулся аппетит, на душе повеселело, хоть пой, но я старался сдерживать себя, воли желудку не давать. Ну а после той сцены в полицейском участке решил отпустить тормоза: зашел в превосходный ресторан и устроил себе пир. Раскраснелся весь, и не от возлияний — от обильной еды. Годы сказываются, ничего не попишешь.
После ресторана заглянул еще в одно местечко, чтобы себя потешить — не так, как прежде, но все же… Видать, нутро требовало какого-то вознаграждения. Вечером же вступил в разговор с женой.
— Наведался я в полицию, сокровище мое.
Жена улыбнулась в ответ, и об улыбке этой я мог бы целую поэму сочинить — столько чувств в ней выражалось. Например, о том, как затряслись у нее поджилки, когда она увидела у меня в руках повестку и когда я сказал ей, куда иду. И о том, как долгие часы просидела она здесь, в одиночестве, возможно, коря себя за легкомыслие…
Читать дальше